Евгений Черносвитов - Акафист Григорию Распутину

…Забили волны на море – сделалась тревога в душе. Человек потеряет образ сознания, ходит, как в тумане… Боже, дай тишину душевную!

На море временная болезнь, на берегу же всегда такая волна. На море всем видна болезнь, а на берегу никому неизвестна – бес душу ему смущает.

Совесть – волна, но какие бы ни были на море волны, они утихнут, а совесть только от доброго дела погаснет. На берегу больше хвораем.

О, какой обман, беда, скажут ей, и взглянут, и увидят… Совесть всем без языка говорит про свой недостаток, всем надо поглядеть на нее, тут никакой грех не утаим и в землю не закопаем. А всякий грех, все равно, что пушечный выстрел – все узнают…

…Купчиха была первой пациенткой Григория Ефимовича Распутина. Нужно здесь напомнить, что «пациент» от латинского слова «patient», то есть, «страдание» от этого же слова и «пассия», то есть, возлюбленная. По благодарности за двойное спасение – от понесших ее лошадей, и от безволосия – она возлюбила в Распутине… нет, не масластого и жилистого мужика, распространяющего от себя на версту специфический запах, а «христоса». Она и первой назвала его «старцем», что в сознании русского человека связано не с возрастом, а со святостью. Старцем Г. Е. Распутин явился и перед голубыми очами Анны Танеевой-Вырубовой, а затем Александры Федоровны. Но вот что интересно, старшая дочь императора Ольга и самая младшая Анастасия видели в Распутине «своего возлюбленного… друга», далеко до половой зрелости. А Танечка и Машенька – «смешного и вечно растрепанного дядьку Гришу». Но катались на нем верхом-то все четверо. Отношение Алешеньки к Григорию Ефимовичу особенное. Но об этом позже.

Яблокова, как потом неоднократно признавался Распутин, особенно случайным попутчикам, натолкнула его на мысль заниматься исцелением различных болезней. Благо, что он работал санитаром в Тюменской лечебнице. Но по его-то масштабам если лечить, то лечить массово всех, кто желает исцелиться и от всех болезней, с которыми к нему обращаются. Но и перед самой смертью, когда за плечами остались десятки тысяч «излеченных», не переставал наедине с собой недоумевать о глупости людской и доверчивости. Перефразируя известную поговорку, «покажи ему мизинец – он и излечится». Женский пол то он знал, по какой причине идут к нему. Пациентки все больше двух возрастов – в момент, когда бутон вот-вот распустится и тогда, когда он вот-вот сбросит свои лепестки, завянув. Сколько «лямура» вначале, еще нерастраченного, свежего, горячего и ласкового, как восходящее на юге солнце. Столько же его и в конце, уже нерастраченного, горячего, алчного, как заходящее солнце на юге, сжигающего в своих еще сильных лучах. Г. Е. Распутин постоянно перечитывал записки француза Дидерота (Дени Дидро – французский философ-просветитель, – Е.Ч.). Екатерине II, где он сообщал ей тайны человеческой души: «Во всякой женской душе непременно прячется монахиня, жаждущая падения… Всякая человеческая душа подобна механическому пианино – нужно знать только расположение ее клавиш и уметь на них играть».

Купчиха научила его, собственно, (за одну ночь!) и тому, что от него ничего не требуется, чтобы сильно воздействовать на людей, манипулировать ими. Необходимо только его присутствие. И он вспомнил слова молодой бурятки, излечившей его от тяжелой травмы головы. Она все приговаривала – «Я побуду с тобой рядом и тебе полегчает». И молча тихо сидела около него часами. И вспомнил он одного беглого, повстречавшегося ему за Байкалом – как только тот войдет в кабак, так бутылки с шампанским сами по себе начинают вскрываться. О таких в народе еще говорят – «от тебя молоко киснет». Трофим – звали этого мужика – оправдывался: «Я тут причем когда все, к чему бы я ни прикоснулся, разрушается? И там, где я, там ничего не ладится!»

Отдыхая в этих своих воспоминаниях, Григорий Ефимович вспомнил сейчас, год спустя после гибели его, «самого крепкого мужика столицы». Да что столицы – России, Петра Аркадьевича Столыпина. Вспомнил, как он внутренне робел, когда его сопровождали в кабинет Столыпина, как лихорадочно перебирал в голове, чем удивить, а если удастся, то и смутить Столыпина. Когда же зашел, то сам удивился, что этот сильный, умный и властный человек напрягся и не смог выдержать взгляда Распутина. Если бы он знал, что в душе тогда творилось у Григория Ефимовича, как трусил и мельтешил он в мыслях своих! Да, нужно молчать и присутствовать и люди сами тебе все скажут, что ты захочешь узнать от них, и сами для тебя все сделают, что ты захочешь, чтобы они сделали. Только не показывай удивления, держи фасон и принимай все без суеты, как должное… Он встретился со Столыпиным незадолго до его гибели. И когда узнал о ней – мелькнула странная мысль – а так и должно было быть, после моей встречи с ним, вскоре! На душе стало так, как будто что-то потустороннее, большое коснулось его. Внутренний голос подтвердил уверенно: «С каждым так будет, кто пойдет против меня… кто заставит маня робеть перед собой».