Манфред Лютц - Жизнь может быть такой простой. Жизнелюбие без одержимости здоровьем

Восхваление действительности в картинах Яна ван Эйка восходит к духовно-исторической христианской оценке мира как творения Бога, за что надо благодарить прежде всего Франциска Ассизского. Все мышление Средневековья после Франциска было направлено на то, чтобы понимать мир и жизнь в целом как доброе творение Бога и вместе с тем как предчувствие блага. Из убеждения, что искусство может изобразить это предчувствие блага, Средневековье сделало интересный вывод. Считалось, что страдающий больной человек может вылечиться, рассматривая определенные художественные произведения. Захватывающая мысль! Такие картины назывались святынями, одна из них – знаменитый Изенгеймский алтарь Маттиаса Грюневальда, который сегодня можно видеть в Кольмаре. Это сильное художественное произведение первоначально висело в больнице Святого Антония. Не где-нибудь, а в центре больничной палаты на передней стене. И все кровати больных были направлены на эту картину. С утра до вечера больные смотрели на эту святыню, которая представляла перед их глазами всю остроту страданий Христа на кресте. Но в этом страдающем вместе с ними Боге они видели и собственное спасение, свое благо. Здесь благо и излечение действительно очень близки. Кто верит в силу этой картины и разделяет целостную точку зрения на здоровье, тот ни на один момент не будет сомневаться в исцеляющих свойствах Изенгеймского алтаря.

Если рассматривание произведений искусства может вылечить, то побочное действие тут одно, и исключительно благоприятное – переживание искусства способствует одновременно и жизнелюбию. Если человеку повезет избежать смерти – то вдобавок он еще получит и удовольствие от жизни. Чтобы меня не поняли неправильно: я не настаиваю здесь на грандиозном перемещении всех больных в местные музеи под соответствующие картины. Я тоже использую современную медицину (когда требуется). Но если человек хочет пережить именно излечение и благо, то для этого скорее подходит Изенгеймский алтарь, нежели Аахенская клиника.

Изенгеймский алтарь принадлежит к тем художественным произведениям, которые могут не просто вылечить человека полностью. Они позволяют благу обрести конкретный вид. Они в состоянии вырвать людей из безрадостного механизма их жизни – так, что человек, погружаясь в созерцание, почувствует искру вечности. Перед Изенгеймским алтарем можно стать религиозным. Это же относится и ко многим другим художественным произведениям, таким как «Вознесение богоматери» Тициана во Фрари в Венеции или «Оплакивание Христа» Микеланджело в базилике Святого Петра в Риме. Открыться религии можно не только перед исповедником, но и перед художественными свидетельствами, выходящими за рамки времени, являющимися всегда актуальной истиной, неподдающейся определению. Ортодоксальные христиане Востока, например, сохранили чувственный образ Христа на иконах гораздо более живым, чем их наделенные скорее рассудочным мышлением западные братья и сестры.

Желание всегда чувственно, жизнелюбие тоже. Религия, будучи чисто умственной, может нанести жизнелюбию только вред. Тот факт, что религия в наших широтах воспринимается именно таким образом, так сказать, как противница желаний, имеет различные причины, на которые я указал в другом месте ( Der blockierte Riese, Аугсбург, 1999). Но по крайней мере с христианством эти предубеждения не имеют ничего общего. Христианство настолько экстремально чувственно, что в начале его укоряли в кощунстве. Но можно ли действительно познать Бога чувственно, эстетически? Во всяком случае, христиане думают, что да. Я знавал молодого индийца, который взялся объяснить, в чем различие между разными религиями его страны; он сумел исключительно точно показать разницу в понятиях, но в итоге прервал себя и воскликнул с блестящими глазами: «Христианство просто прекраснее!» Эстетическое восприятие религии весьма соответствует ее сущности.

Только выдуманный смысл – это не смысл, а вздор. Суть эзотерики, например, заключается в такой полушелковой, но вполне продажной оригинальности. «Мой мастер изобретает как раз сейчас религию для Востока», – сообщил мне однажды максимально наивный фрик эзотерики с воодушевлением в голосе. Такие «религии» – это не что иное, как дорогая пластиковая игрушка и успокоительное средство от страха перед жизнью и смертью (во всяком случае, для людей попроще). Однако побочные действия таких успокоительных средств опустошительны. Они вызывают у потребителей зависимость, подсовывая им виртуальный мир, так что они свою собственную жизнь в действительности пропускают. С такими искусственно созданными мыслями далеко до настоящей жизни. Смысл и религия искусственно не производятся, а только познаются; тоска всех людей по глобальной цели не удовлетворяется одной чистой идеей, они стремятся к подлинной действительности. Тем самым эта религиозная тоска очень близка жизнелюбию, которое ничего так сильно не превозносит, как действительность. Так желание настоящей жизни может стать дорогой к серьезному религиозному обоснованию, а тоска по настоящей религии может укрепить жизнелюбие.