Мария Хайнц - 17 экспериментов, которые перевернули мою жизнь или Как я научилась быть счастливой

У меня всегда была мечта - походить с детьми по осеннему ковру из листьев,

побросать их вверх и полюбоваться, как они вертолетиками падают вниз. Только в Германии чистящим службам ничего о моей мечте не известно. Они с немецкой пунктуальностью убирают опавшие листья, а вот сейчас - после выходных успело немного накопиться.

Даниель шуршит маленькими ножками по листве и улыбается. Он - маленькое чудо для меня.

Вчера мы были пару часов с сестрой на велосипедной прогулке. Нужно было видеть его глаза, когда мы вернулись. У меня такое ощущение, что если маленький ребенок теряет из виду маму, то он думает - это навсегда. Она никогда не вернется! Он крепится, не плачет, но от двери не отходит. Ждет и надеется, что она вернется. Шаги на лестнице. Не она. Опять шаги. И снова не она. Папа сует в руку булку. Нет аппетита. Лицо папы растягивается в улыбке и поворачивается к двери.

«Мама!!! А я и не заметил, как ты вернулась! Ты вернулась!!!»

И тут рыданий не остановить. Беру его на ручки.

- Мы же всего на часик уехали. А ты так соскучился? - приговариваю я и обнимаю всхлипывающее тельце. Он же не знает, что такое «часик». Он думает, что мама уходит навсегда.

Даниель, обнаружив под листьями камешки, набирает их полные руки, один сует за щеку и опять идет к канализационному люку. Я - за ним.

- Ну что, Даниель? Все камешки под землю спустил?

Мимо проезжает та же машина, полицейские подозрительно смотрят на нас. Видимо, кого-то ищут.

Я с моим полузастывшим лицом выгляжу наверняка, как человек на фотороботе, который они держат в руках. Анестезия не проходит, а наоборот, ползет по правому глазу к уху и к макушке. Врач перестарался. Я на секунду представляю себе, что меня арестовывают и по ошибке сажают в тюрьму. Мои дети остаются без мамы.

Хватаю Даниеля и бегу домой. Наверное, это выглядит странно - убегать прямо

перед глазами полицейских, но мне все равно. Даниель с удивлением смотрит на мое лицо. Я улыбаюсь, но знаю, что это получается нелепо, глупо. Полузастывшее лицо. Мне хочется, чтобы у меня застыли мысли. Хотя бы до завтра, когда впечатления об увлекательных рассказах о работе, встречах с клиентами, общением с коллегами и поездках в Россию в командировки моей сестры, немного поизотрутся о вечер в одиночестве с моими двумя малышами. Папа наш сегодня на суточном дежурстве. Заплакать что ли? Нет, повода нет для этого. Никакого повода для слез нет.

У меня все не так и плохо. У меня нет работы, нет самореализации, нет ощущения, что мои знания и умения кому-то нужны. Но у меня есть мои мальчики, которым я очень нужна, пусть они об этом и узнают только, когда приезжает моя сестра и вытаскивает меня куда-нибудь понюхать свободы.

И еще у меня есть блог. Это мое окно в мир. Это моя маленькая попытка самореализации. И все же мне ее кажется мало. Я недотягиваю до планки моих способностей - всего того, что даровано мне природой. Даже в моих экспериментах я не иду до конца. Я трушу. Экспериментирую над телом, над нашими отношениями с мужем, чтобы не делать самого главного - искать то, для чего я родилась. Мой муж как-то мне сказал, что мое призвание - это присматривать за детьми и писать, но в последнее время у меня нет уверенности, что это действительно так. Я люблю своих детей, но они когда-нибудь уйдут из нашей семьи. И с ними призвание и смысл жизни? Нет. Призвание - это с чем ты рождаешься, и что никуда не уходит. Призвание - это твоя суть. А что есть моя суть? Что есть я?

Когда я переехала в Германию, я была уверена, что я - писатель. Я все время писала. С четырнадцати лет: стихи, дневники, письма, рассказы. Я брала уроки русского языка и ждала подходящего шанса, чтобы начать. Мой переезд в Германию и рождение сына стали таким шансом. И первые знаки говорили мне, что я иду правильным путем.

Два моих первых рассказа вошли в короткие списки международных литературных конкурсов. Начало моего романа «Перфекционистка» заинтересовало

одно из крупных российских издательств, и главный редактор долго говорил со мной по телефону. На этом, правда, наше сотрудничество и закончилось, но я не останавливалась. Я дописала роман и отослала его в несколько крупных издательств. Я попробовала себя в детективном жанре. Я писала, пока не поняла, что могу писать. Я писала, пока не поняла, что больше не могу писать. Внутренний огонь иссяк, а внешнего не добавлялось. Никто не горел желанием публиковать мои «шедевры». В один прекрасный день я вдруг с ужасом осознала, что даже несмотря на то, что мне нравится писать, я не хочу посвящать этому всю жизнь. Скучное, монотонное занятие без обратной связи. Мне хотелось приносить пользу, настоящую пользу, а не сомнительное эстетическое удовольствие.