Документ Microsoft Office Word

дедушкиного сарая. Я верю в честность большинства из них, но ничего не

поделаешь, приходится проверять вывернутые карманы рыцарей. И я чувствую,

что рыцари с вывернутыми карманами, даже если и оказались честными, уже не

совсем рыцари, и сами они это чувствуют, и от этого мне нестерпимо горько.

Что-то похожее я испытал, когда однажды отец мне сказал, что царь был

плохим человеком. Эта весть поразила меня как громом. До этого я считал, что

царь людей и царь зверей выбираются по одному и тому же закону. А так как

среди зверей считался царем лев, то есть самый сильный, самый храбрый и

самый благородный зверь, то я, естественно, считал, что люди в выборе своего

царя пользуются не менее разумными признаками.

А еще однажды меня привели в театр. И вот после замечательного зрелища

люди почему-то начали хлопать в ладоши, а те, что жили на сцене, теперь

просто так вышли и стали раскланиваться. Среди них особенно противным был

один человек, которого за несколько минут до этого убили, а теперь он не

только бесстыдно восстал из мертвых и как дурак стоял среди живых, у него

еще хватило бесстыдства держаться одной рукой за руку своего убийцы, а

другой тихо отряхивать себе штаны.

И все они вместе улыбались и кланялись, а я себя чувствовал обманутым и

оскорбленным. А глупые зрители почему-то тоже улыбались и хлопали в ладоши,

словно приговаривая: "Хорошо вы нас обманывали, нам очень понравилось, как вы нас обманывали... "

И вдруг я замечаю, что в просвете между деревьями появляется корабль. А

за ним и другие. Целая флотилия военных кораблей. Они медленно-медленно,

оставляя жирный, как бы выдавленный из труб, дым, проползают по миражной

стене моря. Застыв от радостного изумления, я слежу за ними. Особенно

поражает один, низкий, непомерно длинный, он занимает почти весь просвет между деревьями.

-- Дедушка, смотри! -- кричу я, очнувшись, и показываю на него пальцем.

Дедушка смотрит некоторое время, а потом снова берется за топорик.

-- Это что? -- говорит он. -- Вот "Махмудья" был такой большой, что на нем можно было скачки устраивать...

-- Это что еще за "Махмудья"? -- спрашиваю я. Но дедушка не отвечает.

Он подхватывает охапку последних прутьев, поднимается с ними по склону и

бросает в общую кучу. Дедушка усаживается у края гребня, удобно свесив ноги с обрывистого склона. Он достает из кармана платок, утирает потную бритую

голову в коротких седых волосах, прячет платок и затихает, расстегнув на

седой груди пуговицы. Я слежу за ним и чувствую, что мне приятна его не

окостеневшая по-старчески, а гибкая, живая ладонь со сточенными пальцами,

круглая седая голова, и мне приятно само удовольствие, с которым он утирал

от пота свою голову, а теперь прохлаждает ее. Но я знаю, что он еще должен ответить на мой вопрос, и жду.

-- Мы на нем в амхаджира уплывали, -- говорит он, задумавшись.

Я уже знаю, что такое амхаджира, -- это насильный угон абхазцев в

Турцию. Это было давно-давно. Может быть, сто, а то и больше лет прошло с тех пор.

-- Дедушка, -- говорю я, -- расскажи, как вас угоняли?

-- А вас и не угоняли, мы сами, -- отвечает дедушка. -- Да как же не угоняли, когда и в книжках об этом написано, -- говорю я.

-- Обманывать обманывали, а угонять не угоняли, -- упрямо отвечает

дедушка и подымает на меня голову, -- да и как ты абхазца угонишь? Абхазец в

лес уйдет или в горы. Вот кубанцев, скажем, можно угнать, потому что у них

земля голая как ладонь... А нашего не угонишь, потому что наш всегда в

сторону свернуть норовит. Во времена первого переселения

я был мальчишкой,

меня и брать не хотели...

Я усаживаюсь рядом с дедушкой в знак того, что теперь намерен его долго

слушать. Дедушка снимает с ног чувяки из сыромятной кожи, вытряхивает из них

мелкие камушки, землю, потом выволакивает оттуда пучки бархатистой особой

альпийской травы, которую для мягкости закладывают в чувяки. Сейчас он

слегка копнит эти пучки в руках и осторожно, как птичьи гнезда, всовывает в

чувяки.

-- Ну и как вы, дедушка, приплыли? -- спрашиваю я и представляю

огромный, но простой, как паром, пароход "Махмудья", на котором полно наших

беженцев. Они почему-то нисколько не унывают, а, наоборот, время от времени

устраивают скачки, а турки, важно перебирая в

пальцах четки, следят за

скачками.

-- Приплыли хорошо, прямо в Стамбул, -вспоминает дедушка, -- всю

дорогу нас кормили белым хлебом и пловом. Очень нам понравилось это.