Документ Microsoft Office Word

понимая, что греческую мифологию исправлять никому не разрешается.

Какую-нибудь другую, завалящую мифологию, может быть, и можно подправить, но

только не греческую, потому что там уже давно все исправлено и никаких ошибок быть не может.

-- Он решил совершить тринадцатый подвиг Геракла, -- продолжал

Харлампий Диогенович, -- и это ему отчасти удалось.

Мы сразу по его голосу поняли, до чего это был фальшивый и никудышный

подвиг, потому что, если бы Гераклу понадобилось совершить тринадцать

подвигов, он бы сам их совершил, а раз он остановился на двенадцати, значит,

так оно и надо было и нечего было лезть со своими поправками.

-- Геракл совершал свои подвиги как храбрец. А этот молодой человек

совершил свой подвиг из трусости...-- Харлампий Диогенович задумался и

прибавил: -- Мы сейчас узнаем, во имя чего он совершил свой подвиг...

Щелк. На этот раз только одна бусина упала с правой стороны на левую.

Он ее резко подтолкнул пальцем. Она как-то нехорошо

упала. Лучше бы упали

две, как раньше, чем одна такая.

Я почувствовал, что в воздухе запахло какой-то опасностью. Как будто не

бусина щелкнула, а захлопнулся маленький капканчик

в руках Харлампия

Диогеновича.

-- ...Мне кажется, я догадываюсь, -- проговорил он и посмотрел на меня.

Я почувствовал, как от его взгляда сердце мое с размаху влепилось в спину.

-- Прошу вас, -- сказал он и жестом пригласил меня к доске.

-- Меня? -- переспросил я, чувствуя, что голос мой подымается прямо из живота.

-- Да, именно вас, бесстрашный малярик, -- сказал

он.

Я поплелся к доске.

-- Расскажите, как вы решили задачу, -- спросил он спокойно и, -- щелк,

щелк -- две бусины перекатились с правой стороны на

левую. Я был в его

руках.

Класс смотрел на меня и ждал. Он ждал, что я буду проваливаться, и

хотел, чтобы я провалился как можно медленней и интересней.

Я смотрел краем глаза на доску, пытаясь по записанным действиям восстановить причину этих действий. Но мне это не удалось. Тогда я стал

сердито стирать с доски, как будто написанное Шуриком путало меня и мешало

сосредоточиться. Я еще надеялся, что вот-вот прозвенит звонок и казнь

придется отменить. Но звонок не звенел, а бесконечно стирать с доски было

невозможно. Я положил тряпку, чтобы раньше времени не делаться смешным.

-- Мы вас слушаем, -- сказал Харлампий Диогенович, не глядя на меня.

-- Артиллерийский снаряд, -- сказал я бодро в ликующей тишине класса и замолк.

-- Дальше, -- проговорил Харлампий Диогенович, вежливо выждав.

-- Артиллерийский снаряд, -- повторил я упрямо, надеясь по инерции этих

слов пробиться к другим таким же правильным словам. Но что-то крепко держало

меня на привязи, которая натягивалась, как только я произносил эти слова. Я

сосредоточился изо всех сил, пытаясь представить ход задачи, и еще раз

рванулся, чтобы оборвать эту невидимую привязь.

-- Артиллерийский снаряд, -- повторил я, содрогаясь от ужаса и отвращения.

В классе раздались сдержанные хихиканья. Я почувствовал, что наступил

критический момент, и решил ни за что не делаться смешным, лучше просто получить двойку.

-- Вы что, проглотили артиллерийский снаряд? -спросил Харлампий

Диогенович с доброжелательным любопытством.

Он это спросил так просто, как будто справлялся, не проглотил ли я сливовую косточку.

-- Да, -- быстро сказал я, почувствовав ловушку и решив неожиданным ответом спутать его расчеты.

-- Тогда попросите военрука, чтобы он вас разминировал, -- сказал

Харлампий Диогенович, но класс уже и так смеялся.

Смеялся Сахаров, стараясь во время смеха не переставать быть

отличником. Смеялся даже Шурик Авдеенко, самый мрачный человек нашего

класса, которого я же спас от неминуемой двойки.

Смеялся Комаров, который,

хоть и зовется теперь Аликом, а как был, так и остался Адольфом.

Глядя на него, я подумал, что, если бы у нас в классе не было

настоящего рыжего, он сошел бы за него, потому что волосы у него светлые, а

веснушки, которые он скрывал так же, как свое настоящее имя, обнаружились во

время укола. Но у нас был настоящий рыжий, и рыжеватость Комарова никто не

замечал. И еще я подумал, что, если бы мы на днях не содрали с наших дверей

табличку с обозначением класса, может быть, докторша к нам не зашла и ничего

бы не случилось. Я смутно начинал догадываться о связи,

которая существует

между вещами и событиями.