Документ Microsoft Office Word

долго разговаривал с напитком, дурашливо укоряя его за совращение нестойких

мужчин. После этого он вливал его в свое клокочущее горло. Невезучий муж

этой женщины, как и все другие мужчины, молча сносил эту изощренную пытку.

Но жена его не выдерживала.

-- Овца, -- обращалась она в темноте к своему мужу, -- скажи ему, что тебе противно смотреть!

-- Мне противно смотреть, -- повторял муж, не сводя зачарованного

взгляда с темного силуэта совратителя.

В конце концов, через некоторое время часть жалобщиков дрогнула и пала

к ногам хироманта, после чего он возобновил снабжение их бодрящим напитком.

Другая часть под влиянием жен и собственной зависти к изменникам до того

ожесточилась, что решила в верхней пещере поставить кирпичную кладку, не

дожидаясь райсовета, за собственный счет.

Неизвестно, чем бы это все

кончилось, если бы не грянул счастливый случай, который сделал хироманта недосягаемым для окружающих.

Как раз в один из этих дней в горах сравнительно недалеко от нашего

города выбросились на парашютах из подбитого "юнкерса" два немецких летчика.

Кстати, жители нашего города долгие годы утверждали, и, кажется, до сих

пор утверждают, что самолет подбили именно наши зенитчики. При всем моем

уважении к нашим старожилам должен сказать, что это маловероятно. Даже нам,

тогдашним мальчишкам, было ясно, что самолет, упавший недалеко от города,

хоть и в горах, никак не мог быть подбитым над городом, потому что самолеты

эти всегда пролетали очень высоко. Так что подбили его, скорее всего, где-то

над Батумом или над Гаграми в крайнем случае, но никак не над нашим городом.

Правда, в те времена слухи эти ввиду их полезного воздействия на

жителей города не опровергались, хотя официально,

скажем, через газету или

радио и не подтверждались никак.

Напав на след этих летчиков, бойцы истребительного батальона гнались за

ними целую ночь и в конце концов до того их запутали, что они не нашли

ничего лучшего, как после длительного бегства выбежать

на нашу пригородную

гору и укрыться в верхней пещере.

Правда, дело происходило ночью, а город был погашен ввиду всеобщей

маскировки (вот что значит хорошая маскировка, а некоторые в те времена

недооценивали ее), так что ночью летчики могли и не заметить, куда их

загнали, а утром было поздно.

На рассвете к пещере подошли бойцы истребительного батальона,

состоявшего из выбракованных, непригодных для армии абхазских крестьян со

своим командиром, русским лейтенантом -- фронтовиком.

Пытались было сунуться в пещеру -- летчики стреляют. Лейтенант,

дождавшись открытия городских учреждений, послал туда человека за

переводчиком. Пришел переводчик с рупором, вроде тех, что употребляют

физруки на общешкольных зарядках и на стадионе (уж не в нашей ли школе он его прихватил?!).

Говорят, этот рупор, может быть, потому, что на нем было несколько

латок, сразу же не понравился бойцам истребительного батальона. Говорят, при

виде этого рупора некоторые высказались, правда по-абхазски, что городские

власти могли и поновей кричалку прислать по этому случаю.

Так или иначе, переводчик подошел к краю пещеры и, осторожно высунув

рупор, прокричал в глубину, чтобы немцы сдавались по-хорошему, а то их

возьмут по-плохому. Несколько раз он повторял свое предложение, но немцы ничего не отвечали.

Немцы молчали, но бойцы истребительного батальона, услышав звуки языка,

никак не похожего ни на абхазский, ни на грузинский, ни на армянский, ни на

турецкий, ни на греческий, ни даже на русский, стали хохотать, уверяя друг

друга, что на такой тарабарщине двуногое существо говорить никак не может и не должно.

Бойцы истребительного батальона до того развеселились, что стали мешать

переводчику, и лейтенант вынужден был на них прикрикнуть. Бойцы слегка

притихли, но зато свои насмешки перенесли на самого переводчика и его трубу.

Сначала они ему предлагали, чтобы он свою кричалку закинул немцам, а то им

нечем ему отвечать, а себе притащил бы другую, если эта не единственная

кричалка на весь город. Главное, говорили они ему, перекинуть ее через

верхнюю площадку, а там она сама вниз покатится.

Толмач продолжал кричать немцам, стараясь не обращать внимание на

насмешки. Немцы продолжали молчать, а бойцы истребительного батальона вовсе

распалились, уверяя, что если он вкричится в одно место во-он того ослика,