Гордый наш язык

Обычное, стилистически «среднее» слово и образует литературную норму. Слово жена- «нормальное» слово. Что архаично - то высоко, что пришло из народной речи - то пока что вульгарно; латинское слово вульгариси значит - общенародный, обыкновенный, всем известный, из толпы или черни пришедший. Порочит ли это слово? Нет, но по месту и честь. Выкинуть слово вон? Пожалуй, если русская речь не дорога тебе. Но, уважая норму, сумей и понять, что держат ее какие-то силы. Лишиться их - значит нарушить норму. Осушишь болота на водоразделе, и пересохнут все речки, что берут в мшистых болотах невидное глазу свое начало и питают великие русские реки.

Давненько существуют в обиходной речи подобные «нехорошие» слова, никак не стать им признанно литературными. И все потому, что сегодня литератур-ны другие: есть, кричать, жена.И они нормативными стали лишь после того, как появились: слева - высокие, прежде бывшие нормой, а ныне книжные, изысканные кушать, вопить, супруга;справа же - простонародные, грубые и в то же время образные жрать, орать, баба.Слева и справа пристраиваясь к привычным всем теперь есть, кричать, жена,они и делают их обычными, простыми, нейтральными в стиле, приемлемыми для всех. А поискать в истории, - найдутся суждения и о грубости слова есть,и о крикливости слова кричать,и о вульгарности многих других, какие не решишься тут даже изобразить... найдутся. Что касается тех, что справа в этом ряду, грубых, они сохраняют свой разговорный ранг лишь потому, что правее их нету пока слов. Они - сегодня граница допустимого, за которой уже идет вульгаризм.

Но в этих словесных рядах есть и еще что-то, может быть, более важное. Сравним имена и глаголы.

У глаголов эмоция запрятана глубже, но зато непосредственно проявляется в действии. Оттого у глагольных корней и оттенки изменяются чаще, дробятся и множатся, лишь потом отливаясь в имени. Жрать -как грубо, а жертва- по-прежнему высокое слово.

Еще и в пушкинские времена пожратьоставалось словом высоким, кушатьоказывалось средним (его предпочитало тогда большинство писателей), а естьвоспринималось как грубое и простое (хотя уже Пушкин и ввел его как слово, по стилю нейтральное). С середины XIX века жратьи пожиратьразошлись окончательно, жратьстало значить с жадностью насыщаться- обычно о животных, затем - о нищих, о подневольных людях, наконец - обо всех, кто пожирает пищу. Однако в начале XIXвека можно было о поросенке, хотя и породистом, одновременно сказать и

кушает,и ест,в начале же XX - лексикограф считает вполне определенно, что вместо кушатьследует говорить есть,и осуждает как неправильные выражения Собака кушает быстрои Кушать хочешь?

Между периодами, когда осуждалось жратьи осуждается кушатьнаходится вторая половина XIX века, когда с опаской стали относиться уже и к кушать.Вот как это отражено в одном юмористическом произведении: «Все барышни грызли - нет, неловко, - кушаликедровые орешки», и слово кушалиобязательно выделят. Собака не кушает, а жрет - но крайности всегда сходятся. Кушатьи жрать,поменявшись местами в стиле, теперь одинаково противопоставились «среднему» есть,которое и стало литературной нормой. Пушкин был прав!

Возникло и право выбора - право литературности и образованности: «Кушать подано!» - в великосветском салоне и в трагедии; «Есть-то будешь?» - обычная речь; «Мне хочется не есть в человеческом смысле желания пищи, а жрать, как голодному волку» (Н. Лесков). И орать- разговорное слово и известно давно, но пришло оно в нашу речь в старинных устойчивых оборотах, а не в свободном употреблении, сначала только орать песню(у Гоголя, Л. Толстого, Куприна, Горького) или орать во все горло(от Вельтмана до Бунина, но лишь у писателей-южан). В столицах это слово вошло в обиход с середины прошлого века: многие бытописатели-журналисты употребляют его уже без выделений и кавычек, вот как у Ивана Панаева: «Останавливал его, чтобы не орал». В одном слове вся мысль древнего оборота, который сжался до слова, но смысл сохранил: орать- это и значит во все горло.Самое основное и, может быть, единственное значение слова в таких оборотах - громко кричать, но кричать уж воистину громко! Так и было в давности на Руси: орать - пашню пахать, да покрикивая, да постегивая.