Коллектив авторов - Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник)

С учетом дополнительных размышлений и новых данных Шлезингер много позднее приходит к скорректированным выводам, синхронизируя личностные моменты с воздействием глобальных факторов, которые по-иному в отличие от 1940-х и начала 1950-х гг. вынуждали выстраивать дипломатическую стратегию. Но уже на более раннем этапе, в каждый отдельный момент кризисных ситуаций в эмоциональной реакции живых участников событий он усматривает невидимое давление «третьей» силы, расщепляющее биполярный мир на множество составляющих, с которыми сверхдержавы должны были считаться. Так, например, во время дебатов в Белом доме по поводу размещения советских ракет на Кубе, открывшихся 16 октября 1962 г., Роберт Кеннеди (главное действующее лицо на совещании после президента) в ответ на предложение подвергнуть Кубу внезапной массированной атаке с воздуха возразил в директивном духе ее сторонникам, апеллируя к истории, к нравственному примеру, как ему казалось, непорочной череды хозяев Белого дома. Шлезингер не случайно ставит в центре судьбоносной дискуссии следующие слова министра юстиции: «175 лет Соединенные Штаты не были страной, которая бы позволила себе нанести удар наподобие того, что случилось воскресным утром в Пиерл Харборе. Первый американский президент, который отважится сделать что-либо подобное никогда не будет прощен историей, его собственным народом или мировым сообществом» [1101].

Заметим, кстати, что Шлезингер придавал этому заявлению Р. Кеннеди, предотвратившему, как он говорил, «внезапное нападение на Кубу», решающее значение (оно «изменило все течение кризиса» и позволило избежать позорного повторения вероломного нападения японцев). По контрасту с осторожной политикой лидеров «Новых рубежей» приказ, отданный президентом Рональдом Рейганом осенью 1983 г. о вторжении на маленькую Гренаду Шлезингер отнес к такого рода низким деяниям, которые лишают страну-агрессора нравственного капитала в глазах мирового общественного мнения, ускоряя его консолидацию на платформе антиамериканизма [1102].

В целом кубинский кризис 1962 г. вызвал у Шлезингера сильнейшее личное потрясение. В связи с этим создается впечатление, что автор «Дневника», прочувствовав вместе с командой президента драматизм принятия решения начинать или не начинать ядерную войну, пожелал в более спокойной послекризисной обстановке докопаться до глубинной подосновы холодной войны, способной вызывать невроз планетарного масштаба наподобие октябрьского кризиса 1962 г. Того требовали многообразные причины, которые при совмещении в одинаковой степени делали виновными в нагнетании военного психоза (это признавал Кеннеди, говоря о «зеркальном эффекте» претензий СССР и США друг к другу и отзываясь с одобрением о форме и содержании антимилитаристских высказываний Н. Хрущева) [1103]обе стороны – СССР и США. Не удивительно, что при таком подходе особое значение для Шлезингера-историка приобретала сбалансированная точка зрения, без заметного уклонения в сторону признания в одностороннем порядке справедливыми национальных интересов какой-либо из двух сверхдержав. В этом отношении поучительны, в сущности, обращенные к будущим историкам холодной войны воспоминания о конференции американских и советских писателей в Киеве летом 1982 г. [1104]Они важны, поскольку знаменуют собой крепнущую тенденцию отхода от обвинительного уклона в ходе двустороннего дискурса американских и советских обществоведов.

С нескрываемой иронией Шлезингер (участник конференции) поделился своим впечатлением о «разгневанном» квазипатриотическом монологе Я. Засурского в ответ на призыв Шлезингера быть критичными к власть имущим как в США, так и в СССР [1105]. Этот принцип «симметрии» Шлезингер последовательно проводил в своем «Дневнике», касаясь порой самых острых вопросов. Таких, например, как судьба восточноевропейских стран, германский вопрос и европейская интеграция (с их особыми центрами силы), положение на Ближнем и Среднем Востоке, деколонизация стран Юго-Восточной Азии и выстраивание новых отношений с молодыми и быстро развивающимися государствами этого региона, ядерные вооружения, новый статус международных организаций и принципы их функционирования и т. д. Наконец (и для Шлезингера это является определяющим), роль личности, человеческих страстей и скрытых помыслов в дипломатии, становящейся по своему характеру и методам совсем другой, чем это было еще в первой половине ХХ в.