Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Справедливо писал после смерти Ленина большой рос­сийский интеллигент, лидер кадетов Павел Николаевич Ми­люков, что „над самой личностью человека, совершившего над своей страной из убеждения величайшее злодейство, ко­торое когда-либо удавалось совершить профессиональному тирану, суждение истории сложится не сразу. Надо будет начать с отделения лица от легенды, которой успело густо покрыться его имя".

Постараюсь к тому, что я написал в книге, добавить наиболее характерные мазки некоторых людей к портрету, эскиз которого — передо мной. Надеюсь, что это придаст больший исторический характер силуэту человека, которого нет среди нас уже семь десятилетий.

Н.К. Крупская. „Таких жестов, как битье кулаком по столу или грожение пальцем, никогда не было.. Говорил быстро. Стенографисты плохо записывали… стенографисты у нас были тогда плохие, и конструкция фраз у него труд­ная… После споров, дискуссий, когда возвращались домой, был часто сумрачен, молчалив, расстроен… Никак и никог­да ничего не рисовал… Очень любил слушать музыку. Но страшно уставал при этом… Как правило, уходил после пер­вого действия как больной… Перед всяким выступлением очень волновался: сосредоточен, неразговорчив, уклонялся от разговоров на другие темы, по лицу видно, что волнуется, продумывает. Обязательно писал план речи… Копанье и му­чительнейший самоанализ в душе ненавидел… Адоратскому до деталей рассказывал, как будет выглядеть социалистиче­ская революция…"

Г.Е. Зиновьев. „..А было ли сознание (ощущение), что он (Ленин. — Д.В.) призван? Да, это было! Без этого он не стал бы Лениным. Без этого (именно ощущение) вообще нет во­ждя. Одно время (когда В.И. боролся еще за признание) отношение к нему лично (то есть именно не ,лично", а поли­тически и теоретически) было для него критерием, мерой вещей…

Ленин любил пугать: если будем делать ошибки — по­летим и т.д.".

М.И.Ульянова. „Больше чего-либо другого занимало Вла­димира Ильича в этот период (1922—1923 гг.) сельское хо­зяйство. „Если нельзя заниматься политикой, надо заняться сельским хозяйством"… Мысли о занятии чем-либо иным, а не политикой, приходили, однако, Владимиру Ильичу в голо­ву лишь тогда, когда он чувствовал себя плохо и пессими­стически смотрел на возможность выздоровления. Но стои­ло наступить хоть небольшому улучшению, как все мыс­ли его направлялись опять-таки к политической деятель­ности".

В .М.Чернов. „Ум Ленина был энергетический, но холод­ный. Я бы сказал даже: это был прежде всего насмешливый, язвительный, циничный ум. Для Ленина не могло быть ниче­го хуже сентиментальности…* Это был отличный революци­онный и государственный деловик, но исторический прови­дец это был просто никакой. Его „малый политический ра­зум" был блестящий; его „большой политический разум" был перманентным банкротом… Как человек „с истиной в карма­не", он не ценил творческих исканий истины, не уважал чужих убеждений, не был проникнут пафосом свободы… Воля Ленина была сильнее его ума. И потому ум его в своих извилинах и зигзагах был угодливо покорен его воле… Ле­нин был добродушен. Но добродушие и доброта не одно и то же… Это добродушие есть просто побочный продукт бла­годушной удовлетворенности, происходящей от сознания силы. Таким же добродушием большого сенбернара по отно­шению к маленьким дворнягам был полон и Ленин по отно­шению к своим „ближним".

Анжелика Балабанова. „Ленину нужны были соучастни­ки, а не соратники. Верность означала для него абсолютную уверенность в том, что человек выполнит все приказы, даже те, которые находятся в противоречии с человеческой со­вестью… Ленин никогда не отрицал тех действий и поступ­ков, за которые он нес ответственность, так же как не пы­тался он уменьшить тяжесть их последствий, потому что он всегда действовал с самонадеянностью в правоте своего дела и был пропитан уверенностью, что только его теория — большевизм — сможет восторжествовать… Он был нетерпи­мым, упрямым, жестоким и несправедливым в общении со своими оппонентами (оппонентами большевизма и никог­да — личными врагами)".

А.Д.Нагловский. "Ленин ходил по трибуне из угла в угол и, сильно картавя на „р", говорил резко, отчетливо, ясно. Это была не митинговая речь… У Ленина была даже не речь. Ленин не был оратором, как, например, Плеханов, гово­ривший в французской манере с повышениями и понижения­ми голоса, с жестами рук. Ленин не обладал искусством речи. Ленин был только логик. Говоря ясно, резко, со всеми точками над i, он с огромной самоуверенностью расхаживал на трибуне и говорил обо всем таким тоном, что в истинно­сти всего им высказываемого вообще не могло быть никаких сомнений…"