Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Таким был тогда Горбачев: сделав шаг вперед, тут же потихоньку — полшага назад. Он оказался человеком, кото­рый понял жизненную необходимость перемен, как он выра­зился, „перестройки". Но в большинстве случаев его шаги были половинчатыми, нерешительными, иногда двусмыслен­ными. Думаю, это не от ума, а от характера. Но для истории это оказалось в конце концов благом.

Правда, в некоторые решающие моменты у него достава­ло силы воли проявить государственную решимость. Напри­мер, в выводе войск из Афганистана, возвращении Сахарова из ссылки, принятии резкого решения в отношении военных после пролета в мае 1987 года самолета Руста. Порой эта решимость была сомнительного содержания по по­следствиям. Так, когда первый заместитель министра финан­сов В.В.Деменцев пытался на заседании Политбюро возра­жать против огульного сокращения продажи водки, Горба­чев его резко прервал: "В том, что Вы сказали, ничего нового нет. Каждому из нас известно, что имеющиеся на руках деньги покрывать нечем. Но Вы не предлагаете ничего друго­го, как спаивать народ. Так что докладывайте свои сообра­жения короче: вы не в Минфине, а на заседании Политбю­ро…

Горбачев часто поступает как типичный „идеологиче­ский боец", подлаживаясь под голоса и мнения своих стар­ших коллег (когда он еще не был генсеком).

И тем не менее это был, безусловно, новый во многих отношениях Генеральный секретарь, несвободный, однако, от груза партийных привычек цековской верхушки и стерео­типов советского мышления, как и многие из нас. Вместе с тем Горбачев лишь где-то к началу 90-х годов постепенно освободился от сильно заметного вначале провинциализма.

Псевдопатриоты, большевики и националисты часто склоняют его имя в связи с распадом СССР. Но имен­но Горбачев до последнего пытался спасти Союз. Как и Б.Н.Ельцин, я это могу подтвердить, поскольку присутство­вал на некоторых заседаниях по подготовке нового союзно­го договора.

Жаль, до бесконечности жаль, что погиб Союз. А ведь жизнеспособная конфедерация вполне могла сохраниться. Я и сейчас считаю, что время ее еще не ушло. Но не Горбачев и не Ельцин „развалили" Союз. Глубинная мина под Союз была заложена еще Лениным в 1920 году, когда Политбю­ро стало ликвидировать губернии и создавать националь­ные формирования. Это — главная причина распада СССР. В условиях диктатуры это не грозило дезинтеграцией страны, но, как только начался демократический процесс, заработа­ли центробежные силы…

Историческая логика вела к новому типу отношений республик, возможно, повторюсь, в форме демократической конфедерации. Но силы старого, консервативного мира ком­мунистического прошлого 19 августа 1991 года сделали нео­братимый шаг, который, независимо от их намерений, при­вел к распаду великой страны. То была вторая, производная, „вспомогательная" причина краха Союза.

Роль Горбачева как последнего официального „ленинца" заключается не в том, что он разрушил тоталитарную систе­му. Нет. Он ее не разрушал. Он просто не мешал ее саморас­паду.

Ленинские „наследники"… Ленинское „наследство"… Все это уже принадлежит истории, хотя ленинизм еще не умер. Но любые попытки силой возродить его обернутся катастро­фой, сопоставимой лишь с событиями 1917—1921 годов.

Мы с вами спокойно можем сегодня говорить о крес­тьянских вождях: Разине, Болотникове, Пугачеве. А настоя­щих пролетарских вождей в России никогда не было. Ленин, строго говоря, — вождь не классовый, хотя он три десятиле­тия не переставая говорил о диктатуре пролетариата. Это лидер бунта, смуты, катаклизма. Диктатура пролетариата для него была не целью, а средством.

Историческая сила Ленина в том, что он смог затронуть извечные струны надежд людей на счастье и справедливость.

Историческая слабость его в стремлении осуществить эти надежды неограниченным насилием, попранием всех сво­бод и прав людей.

Еще много граждан в России, которые и сегодня молят­ся Ленину. Пусть это не вызывает ни гнева, ни насмешек. Несвобода сидит глубоко в нас, и потребуются долгие годы, когда о Ленине, его наследстве и наследниках мы сможем говорить так же спокойно, как о российских крестьянских вождях, российском самодержавии, феврале 1917 года, став­ших историческими предтечами великой трагедии свободы.

В истории есть люди, о которых спорят целые эпохи. Ленин — один из них. Правда, до недавнего времени на родине Ульянова можно было говорить о нем лишь в превос­ходной, божественной степени. Затем, когда политический маятник качнулся в другую сторону, о вожде большевиков стали говорить совсем иное, часто явно вымышленное и явно незаслуженное