Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

В самом понятии правительства, делающего революцию, для Кропоткина заключается внутренняя ложь, потому что правительство не может делать революции: революция есть движение к освобождению себя от всякого правительства.

Признавая насилие как фактор первого революционного взрыва, в самый момент переворота, назревшего в сознании трудового народа, Кропоткин в то же время верил, что насилие и террор не могут принять постоянных, организованных форм; верил, что по минованию первого страшного момента революционного переворота народ, в силу свойственного ему добродушия и мягкосердечия, даже по отношению к врагам, остывает в чувствах классовой ненависти и мести, – и тогда уже выступают на сцену вожаки, вожди и разжигают эти чувства ненависти и мести…

Таким образом, не из-за целей революции, не из-за ее идеалов, не из-за того, что было в ней прекрасного и высокого, не примкнул Кропоткин к революции, – эти цели и идеалы были у него те же, – он не примкнул к революции из-за ее грехов и ошибок.

Такие люди, такие революционеры, как Кропоткин, спасают саму идею революции, той истинной революции, идеал которой вовсе не в каком-нибудь маленьком мещанском, буржуазном счастье, а во внутренней свободе и непрерывном росте человеческой личности, в освобождении и росте человеческого сознания.

Мы знаем, что в конце своей жизни Кропоткин занимался сочинением о революционной этике 15. И мы можем сказать: да, и революция имеет свою этику. И за отступление от этой этики она казнится обнищанием своего внутреннего смысла.

В этом отношении Кропоткин близко соприкасается с другим великим анархистом – Львом Толстым. Как и Толстой, Кропоткин не мог признать, что в общественной деятельности можно руководствоваться правилом «цель оправдывает средства». Он отлично знал, что у тех, кто умеет и не прочь повторять эти слова, «средство» зачастую съедает, заслоняет самую цель, становясь на ее место.

Повторяю: Кропоткин был революционером в самом глубоком смысле этого слова. Это показывают и те слова, которые мы все читали сегодня на плакате, вывешенном на здании Толстовского музея: слова из письма Кропоткина о Толстом, где он отдает все значение тому, кто учил людей любви и братству, кто будил в людях совесть и звал их могучим голосом к построению нового общества на братских и безначальных основах…

Это – уже не голос партийного человека, тут уже не партийность, не та или иная секция той или иной федерации. Тут мы слышим уже голос общечеловеческой мудрости. И поскольку в учении Кропоткина, по существу политическом, мы находим эти элементы общечеловеческого, – мы имеем право, мы с уверенностью можем, мы рады сказать:

Кропоткины не умирают!

Вот приблизительно то, что я сказал. Речь моя понравилась анархистам, во время произнесения ее я часто слышал из их кучки: «правильно! правильно!». Вдова Кропоткина пожала мою руку: вероятно, с души ее свалилось бремя, наваленное неловким или хитроумным петроградским оратором.

Что и говорить, речь – анархическая. Но все-таки эти слова о «мещанском, маленьком буржуазном счастье», которое несет с собою та, другая, не анархическая, а более грубая революция, изобличали в произнесшем их человека, не освободившегося еще от буржуазных шор в своем мышлении. В самом деле, мечтать об «истинной» революции, «идеал которой – во внутренней свободе и непрерывном росте человеческой личности», могут только люди хоть и не богатые, но сытые. А как не стремиться хотя бы к маленькому, мещанскому счастью рядовому рабочему или крестьянину-бедняку, изводящим себя в труде и все же безнадежно бьющимся, как рыба об лед, в величайшей нужде со своими семьями?! Когда желудок пустой, естественно, что хочется прежде всего его наполнить. Вот это и помогает бедняку сделать та, «не настоящая», с точки зрения толстовско-кропоткинского, идеалистического анархизма, «материалистическая», революция.

И массы обойденных судьбой и обездоленных эксплуататорами людей труда будут благодарны этой революции.

Возникновение провинциальных ОИС. – Кто интересовался Толстым? – Высокий идеализм движения. – Обращение Московского ОИС ко «всем друзьям и единомышленникам». – Организации на Украине и в западном крае: Академия нравственных наук имени Л. Н. Толстого, коммуна в дер. Четверни, целодневное собеседование. – Организации по р. Волге, от Твери до Астрахани: организации молодежи, журнал «Дедушка Лев», «дикие птицы садятся на плечи», трудовые сельскохозяйственные артели, сотрудничество с Внешкольным отделом. – Организации в центральных губерниях вокруг Москвы: библиотека «Любите друг друга», диспуты в рабочем театре, «Кружок любителей литературы», лекции и хор, борьба с предрассудками темных людей, бесплатные обеды в деревне. – Организации на севере и востоке: Раевка. – О смысле нашей работы.