Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Против рекомендации со стороны дочери Л. Н. Толстого и уполномоченной Толстовским обществом возражать было трудно, представители отдела любезно ей поддакнули, но мне показалось, что Детинов все же кинул в мою сторону испытующе-недоверчивый взгляд.

Узнав, что я числюсь помощником хранителя музея, деятели отдела решили, что я «пока» в этом звании и останусь.

Все решения и предложения Детинов обещал в самом непродолжительном времени внести на рассмотрение и утверждение коллегии отдела и затем известить нас о содержании формального ее постановления.

Он порекомендовал мне также в ближайшие дни посетить члена коллегии отдела П. П. Муратова, заведующего подотделом центральных музеев, и посвятить его в дело о предполагаемом переходе Толстовского музея в ведение отдела.

Затем мы расстались. А. Л. Толстая по выходе из здания отдела направилась в свою сторону, а я и Бартрам пошли на Пречистенку – взглянуть на дом «бывший Станицкой». Это на самом деле оказалось в двух шагах.

Когда мы вышли из Мертвого переулка на Пречистенку, и я увидал приютившийся на углу Лопухинского переулка чудный ампирный особняк с колоннами и барельефами, с одиннадцатью окнами по фасаду, с полукруглым широким окном антресолей, выходящим в сад, у меня захватило дыхание.

– Вот – достойное помещение для музея имени Л. Н. Толстого! – не то что сказал я себе, а почувствовал всей душой, всем существом своим.

И участь музея, а тем самым и моя собственная, показались мне решенными в этот момент, при первом взгляде на очаровательное строение изысканнейшего и благороднейшего стиля.

Предвкушение великой и благодарной работы по воссозданию посвященного Л. Н. Толстому музея в отдельном, прекрасном здании наполняло меня радостным чувством в течение всего этого дня.

Далее следовал визит к П. П. Муратову, выдающемуся искусствоведу, автору прекрасной, тонкой и редкой для русского писателя по своему высокому культурному уровню книги «Образы Италии».

Небольшой человек лет 40, с чуть седеющей бородкой, с влажным и всегда рассеянным взором и легкой, небрежной улыбкой, Павел Павлович, со своей стороны, одобрил все предположения своих коллег по отделу, касавшиеся судьбы Толстовского музея. Видно было, впрочем, что практические детали вопроса его совершенно не интересуют, хотя он и обещал делу воссоздания Толстовского музея всяческую поддержку.

– У нас – неограниченные денежные возможности, – говорил он. – Если вам хочется чего-нибудь добиться в вашем деле или сделать какие-нибудь серьезные приобретения, то пользуйтесь. Руководители других музеев уже воспользовались и многого достигли…

Мне оставалось лишь благодарить своего будущего начальника (Толстовский музей поступал как раз в ведение подотдела центральных музеев).

Как и можно было надеяться, коллегия отдела по делам музеев утвердила все планы и предположения маленького совещания в кабинете С. А Детинова.

Музей перешел в ведение отдела. Я был назаначен и. о. хранителя [95]. Утверждены были намеченные мною штаты музея. И – самое главное: отдел решил обратиться к штабу Московского военного округа с формальной просьбой об уступке отделу дома «бывшего Станицкой» для организации в нем Толстовского музея. Такая просьба никак не могла считаться безнадежной: достаточно напомнить, что муж заведующей отделом по делам музеев состоял прямым начальником командующего войсками Московского военного округа. Подпись «Троцкая» под «отношением» отдела должна была произвести на командующего войсками внушительное впечатление.

Независимо от этого предусмотрительный Детинов посоветовал мне предварительно произвести возможно более подробное обследование дома на Пречистенке: его состояния, степени его заселенности, рода населения, возможности предварительного соглашения с жильцами по вопросу о переселении их в другой дом и т. д. Надо было обратиться и к жильцам, и к домовому комитету всего владения, в которое, кроме особняка, входил еще один двухэтажный жилой дом, и даже к дворнику. Все это было проделано.

Выяснилось, что дом занят общежитием служащих штаба Московского военного округа. Их было больше, а теперь оставалось очень мало, что-то всего пять-шесть человек на весь дом из 14–15 комнат. Жили они лишь в четырех комнатах антресолей. Нижний этаж особняка с главными парадными комнатами был совершенно свободен. Раньше он употреблялся будто бы для каких-то собраний или даже вечеринок с танцами, чему можно было поверить, потому что все стены больших комнат оказались дочерна затертыми, исцарапанными и замазанными как раз до уровня человеческого роста.