Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Как трогательно мне было видеть наш коридор и мою прежнюю камеру! В ней и в других пяти камерах, расположенных по коридору 8-го отделения, в 1914–1915 годах прошло и пережито было столько и мучительного, и высоко духовного, проявлено было столько самоотвержения, столько взаимной братской любви и любви ко всем людям, что даже удивительно было, как эти глубокие и горячие чувства не оставили материальных следов, каких-нибудь неуничтожимых знаков и рытвин на стенах тюрьмы!..

В этот свой приезд в Ясную Поляну я в последний раз видел Софью Андреевну Толстую. Положение ее в доме сильно изменилось. Теперь здесь были новые господа: литератор П. А. Сергеенко и бывший зять Льва Николаевича, муж давно умершей его дочери Марьи Львовны бывший князь Ник[олай] Леон[идович] Оболенский, «спасавшие» и «кормившие» Ясную Поляну. Сергеенко состоял председателем Просветительного общества «Ясная Поляна», на которое возложена была формально органами власти забота об охране бывшего имения и усадьбы Л. Н. Толстого. Оболенский приглашен был на службу в должности управляющего имением председателем общества Сергеенко. Едва ли, однако, коллегия Народного комиссариата земледелия, передавшая обществу «Ясная Поляна» (27 мая 1919 г.) управление толстовским имением и действовавшая с лучшими намерениями, могла предполагать, что со стороны председателя общества может быть проявлено столько неразумия, глупейшего тщеславия и даже корыстолюбия. Сергеенко, а за ним и правая рука его Оболенский, отлично сознавали, что без них, без их выпрашивания в правительственных учреждениях хлеба, продовольствия, обуви и одежды, Ясной Поляне не обойтись, и оттого тон их был властный, самоуверенный и даже высокомерный. Таким тоном особенно отличался когда-то тихий и вкрадчивый П. А. Сергеенко, сделавшийся «калифом на час» и вдруг расцветший во всем своем «великолепии». В качестве самозваного «комиссара» он все держал в своих руках, комната его – бывший кабинет Толстого в 1870-х и 1880-х годах – завалена была продовольствием, обувью, кусками материи и прочими житейскими благами, распределявшимися им среди обитателей дома и Ясной Поляны по своему усмотрению и без всякого контроля.

«Помощники» Сергеенко и Оболенского, трое 17-летних мальчишек, их сыновей и племянников, похаживали по имению с хлыстиками, без толку гоняли лошадей, распоряжались рабочими, покрикивали на мужиков и волочились за девками. Создался довольно сложный административный аппарат для управления остававшимися за Софьей Андреевной 200 десятинами земли, из которых едва ли одна четверть обрабатывалась, тогда как в «доброе, старое время» один малограмотный приказчик отлично вел все «графское» хозяйство на 800 с лишним десятинах.

Целый ряд других отдаленных родственников Толстого, при его жизни даже не бывавших в доме, нашел здесь свой приют, после того как их собственные имения ликвидированы были революцией. Все они ничего не делали, разводили между собой романы, читали и расхищали книги из яснополянской библиотеки, портили мебель и просили кушать, кушать и кушать… И новый Фома Фомич Опискин 11, Сергеенко, оказывал им свое благосклонное покровительство и кормил их хлебом, выпрошенным у властей под флагом «спасения Ясной Поляны».

Бедная С. А. Толстая сначала, как мне говорили, протестовала против порядков, заведенных Сергеенко, а потом мало-помалу подчинилась им. Да другого выхода у нее и не было. Обратить внимание властей на создавшееся положение она не догадывалась. Власти лишь гораздо позже пригляделись к тому, что творилось в Ясной Поляне, и, наконец, прикрывши сергеенковскую «лавочку», установили правильное управление домом Л. Толстого как музеем. Постановление президиума ВЦИКа от 10 июня 1921 года о создании музея-усадьбы Ясная Поляна явилось началом новой эпохи в жизни исторической усадьбы.

В конце лета 1919 года вдова Л. Н. Толстого выглядела уже сильно постаревшей и одряхлевшей женщиной. Ей было 75 лет. Долго она не сдавала и все хвалилась своей моложавостью, а вот пришел ее час – и сдала. Испытания жизни таки придавили ее. Какая-то пассивность охватила старуху Софью Андреевну.

– Все это – не мое, – говорила она о Ясной Поляне, – я ото всего отстранилась…

Всегда живая, Софья Андреевна проявляла теперь несвойственные ей сонливость и вялость. Иногда, полулежа в зале на кушетке Льва Николаевича, она неожиданно засыпала среди общего разговора, в котором и сама незадолго перед тем принимала участие.