Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Огромная толпа окружила небольшую деревянную эстраду, примыкавшую непосредственно к библиотечному зданию. Над эстрадой возвышался государственный флаг, а под ним собралась кучка участвующих в митинге, и среди них – небольшой, скромно одетый в темный пиджачок, в очках, со своей остроконечной бородкой, уже известной всей стране, и с простодушной улыбкой М. И. Калинин. Пока говорили другие ораторы, он обычно сидел бочком на перильцах эстрады и покуривал. Для него даже стула-то не нашлось!.. И не знаю, как на других, а на меня эта скромная фигура рабочего из крестьян, возглавившего президиум высшего законодательного собрания страны, производила чарующее впечатление. Думаю, впрочем, что и на других также.

Открыт митинг был тогдашним председателем Тульского облисполкома Каминским, врачом, молодым, красивым человеком. Он приветствовал председателя президиума ВЦИКа и распространился на тему о значении и величии революции. Говорил вдохновенно, красноречиво, но, пожалуй, немного напыщенно, по-интеллигентски. После него выступил «сам» М. И. Калинин. Он говорил все о том же – о революции, о ее победах, ее надеждах. Говорил обстоятельно, долго и очень просто, доходчиво. «Вот какого мы себе «царя» приобрели!» – мог думать каждый в толпе и при этом, наверное, испытывал удовлетворение от сознания, что революционный «царь» – из своих и что он так прост и в речи, и в манерах, и в костюме, и в обхождении с людьми. Призывы Калинина к сплочению, к концентрации сил, к отпору белогвардейцам были встречены единодушными аплодисментами.

После М. И. Калинина выступало еще двое или трое ораторов из состава его сопровождения. Мне особенно запомнился молодой и молодцеватый донской казачок в фуражке с красным околышем, с широкими, «генеральскими» красными лампасами на шароварах, в гимнастерке «хаки» с погонами и в ярко начищенных сапожках, который обращался ко всему казачеству, громил перебежчиков в ряды деникинских банд и призывал к отпору контрреволюции. Одни и те же лица, по-видимому, выступали и на всех других митингах с участием председателя ВЦИКа.

М. И. Калинин разъезжал по Тульской и Рязанской губерниям в особом, «агитационном» поезде, все вагоны которого снаружи были пестро и прихотливо раскрашены и покрыты картинами и фигурами то исторического, то сатирического содержания и революционными лозунгами. Сделано это было ярко и мастерски. Тогда московские художники, в частности футуристы, много и успешно работали во имя интересов Советской власти, воодушевляемые и поддерживаемые Анатолием Великолепным, то есть народным комиссаром по просвещению А. В. Луначарским. Кто из стариков-москвичей не помнит таким же образом чрезвычайно ярко, смело и живописно размалеванных футуристами торговых балаганов и лавочек в Охотном ряду в Москве?! Или обрызганных ярко-розовой краской деревьев на Красной площади, вдоль кремлевской стены, в первую годовщину Октября? Надо сознаться, что подобные зрелища как-то возбуждали, радовали массы и приподымали их над прозой жизни, над сереньким «сегодня».

«Агитпоезд» М. И. Калинина мне в то же лето случайно удалось видеть на станции Скопин Рязанской губернии. Был вечер. Все знали, что сам Калинин был в городе, но тем не менее огромные толпы народа окружали поезд, разглядывали занятные изображения на стенах вагонов, читали надписи, играли на гармошках, пели песни, весело болтали и лущили семечки. Чувствовалось, что визит Калинина для народа – большой праздник. «Агитпоезд» делал свое дело.

В Туле у меня было в тот раз одно дело, несложное, но тем не менее очень меня волновавшее. Дело это состояло в посещении Тульской тюрьмы, точнее – в посещении той камеры, в которой я сидел в 1914–1915 годах по обвинению в опубликовании воззвания против войны. Мне удалось познакомиться в Ясной Поляне с Е. Д. Высокомирным, секретарем Просветительного общества «Ясная Поляна» в память Л. Н. Толстого. Тов. Высокомирный состоял также секретарем Губернской следственной комиссии и имел крупные связи в Туле. Узнав, что мне хочется для своей будущей книги по истории выступления единомышленников Л. Н. Толстого против мировой войны сфотографировать свою камеру, а также коридор политического отделения тюрьмы, тов. Высокомирный любезно взялся испросить для меня у тульских властей разрешение на посещение тюрьмы и на производство снимков. Он действительно сделал это – и вот, в один прекрасный летний день 1919 года я, в сопровождении приглашенного мною фотографа, оказался снова в коротком, замкнутом коридоре «политического» отделения № 8 Тульской тюрьмы. Каково же было мое удивление, когда на дежурстве в коридоре я нашел одного из прежних наших надзирателей, засоню-тюфяка и добродушного, рыхлого дядю – т. Кузнецова, который, как оказалось, по-прежнему исполнял свои обязанности в 8-м отделении, и через четыре года показался мне только еще более заспанным и располневшим! Сладкая, добродушная, сонная улыбка осветила его пухлое лицо и заплывшие жиром глазки, когда он увидал и узнал меня. Рыжие усы встопорщились и распушистились, как у кота. Кузнецову, кажется, было все равно, какой власти служить: раньше он караулил врагов царского правительства, теперь караулил врагов революции. Нам в свое время он не вредил. Не вредил, наверное, и новым заключенным. Мы дружески приветствовали один другого. С помощью Кузнецова мы с фотографом и произвели свои снимки.