Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Говорить в огромном зале с хорами, переполненном публикой, было очень трудно. 4000 людей никак не могли утихомириться, усесться и разместиться окончательно и соблюдать тишину. Шелест и гул шел по залу. Приходилось напрягать голосовые связки. То же принуждены были делать потом, как я заметил, и артисты. (Например, К. С. Станиславский, с большим напряжением голосовых средств читавший монолог Фамусова.) К тому же время от времени из зала неслись звуки то одобрения, то порицания: аплодисменты или протестующие возгласы. Но все же я договорил свою речь до конца.

Если бы тотчас по окончании речи меня арестовали, я бы нисколько не удивился – и не испугался. Произнесение этой речи я считал своим нравственным долгом и заранее настроил себя на безразличие ко всем возможным последствиям этого произнесения.

Но власти различали между религиозным последователем Толстого и политическим контрреволюционером и всё не трогали меня…

Не раз случалось мне представлять ОИС, когда оно откликалось на разные юбилейные события и съезды. Так, помню торжественное собрание в честь 10-летия журнала «Свободное воспитание» 8, происходившее в красивой и просторной аудитории Народного университета имени Шанявского. По существу, это был один из юбилеев И. И. Горбунова-Посадова, к которому и направлялись все приветствия, как к редактору «Свободного воспитания». Среди них было и прочитанное мною приветствие от имени ОИС.

Собрание в честь «Свободного воспитания» получило особый блеск вследствие того, что на нем выступил с большой речью – докладом по вопросам просвещения и кооперации П. А. Кропоткин. Помню, его привезли и ввели с особыми предосторожностями, как особую драгоценность, уже ко второй половине собрания, когда чтение юбилейных приветствий закончилось. Поднявшись на кафедру, Петр Алексеевич, опытный оратор, по-видимому, почувствовал себя в своей стихии. Говорил он прекрасно и живо, не пользуясь никакими конспектами. Старость нисколько не отражалась на его речи. Публика, конечно, дружно рукоплескала маститому писателю и ученому.

В марте 1919 года я приветствовал от имени ОИС Московское вегетарианское общество по случаю 10-летия его существования. Тут все были «свои», и говорить было нетрудно. 10 ноября 1919 года я выступил от имени ОИС и Толстовского общества на торжественном публичном заседании Московского университета и Общества любителей российской словесности по поводу 100-летия со дня рождения И. С. Тургенева. Заседание это происходило в Богословской аудитории нового здания университета под председательством и. о. ректора профессора римской литературы Грушки (одного из бывших моих преподавателей). Докладчиками выступали известный литературный критик М. О. Гершензон и профессор Юрий Алексеевич Веселовский. Гершензон, маленький, грибообразный старичок с гнусавым голосом и страшным пришепетыванием, часто мешавшим понимать, что он говорит, был еще, в общем, молодцом. Но Юрий Веселовский в 1919 году уже сильно постарел и производил впечатление рамоли [93]. (В том же году он умер.)

Между прочим, когда кто-то (не помню, кто) в антракте представил меня Гершензону, очень ценившему, как мне говорили, мой яснополянский дневник, тот воскликнул:

– Ах, как жаль, что я не познакомился с вами десять лет тому назад! Вы тогда, наверное, были гораздо лучше.

Пришлось смиренно подтвердить, что он, вероятно, прав.

В мае 1919 года состоялся 1-й Всероссийский съезд по внешкольному образованию, происходивший в колонном зале Дома союзов. По настоянию некоторых друзей и, в частности, М. О. Хороша, я выступил на этом съезде с приветственной речью от имени ОИС, причем позволил себе критиковать действия правительства и агитировать за Толстого. Это, по правде говоря, было неуместно и даже непорядочно, поскольку я получил слово только для приветствия. Мне похлопали, хотя не было недостатка и в протестующих голосах. Поделом.

Едва ли не впервые я в тот раз почувствовал, что мне не следует переходить границу в своих оппозиционных выступлениях, как не следует и поддаваться влиянию молодых друзей и ретивых поклонников моего сомнительного ораторского искусства, толкавших меня все на новые и новые выступления.

В душе остался неприятный осадок после выступления на съезде.

Инициатива И. И. Кондратьева в деле учреждения Всероссийского комитета помощи голодающим детям. – Деятельность комитета. – Трудовые детские колонии. – Лето 1919 года в с. Островке Моршанского уезда Тамбовской губернии. – Неудачный роман как причина нарушенного душевного равновесия. – Поездка в Тулу и в Ясную Поляну. – На митинге с участием М. И. Калинина в г. Туле. – «Агитпоезд». – Фотографирование в Тульской тюрьме. – Ясная Поляна под гнетом нового Фомы Фомича Опискина. – Последнее свидание с С. А. Толстой. – В вагоне-теплушке с мешочниками. – «Смотри, Валя: может быть, это наша смерть ползет!» – Сыпной тиф. – Великодушная итальянка. – Смерть Саши Никитина и С. А. Толстой. – Женитьба на А. В. Цубербиллер.