– Если вы видаете бывших хозяев, пожалуйста, передайте им эти фотографии.
Я поблагодарил и спросил, не могу ли я, вместе с фотографиями, передать Кузнецовым и том «Добротолюбия», валявшийся на одном из подоконников.
– Взгляните: вот – ярлычок кузнецовской библиотеки!
– Пожалуйста!.. Это что? «Добротолюбие»… Ах, это – религиозного содержания. Нам такие книги не нужны. Если бы вы ее не взяли, пришлось бы ее сжечь.
– Сжечь?!
– Ну да. А на что же она?.. У нас много таких книг, которые придется сжигать. Весь чердак завален ими.
– Что вы говорите?! Значит, это кузнецовские книги?
– Нет, это – библиотека епископа Владимира, которая была к нам привезена из Андрониевского монастыря. Но это все – книги религиозного содержания, и мы должны их сжечь. Подымитесь на чердак и поройтесь в них. Если найдете что-нибудь достойное внимания, то можете взять себе.
– Мне лично ничего не нужно, но мы как раз сейчас составляем библиотеку для Общества истинной свободы в память Л. Н. Толстого, и я был бы очень рад, если бы среди ваших книг нашлось что-нибудь подходящее.
– Пожалуйста!..
Заведующая проводила меня на чердак, и я увидал огромное и хорошо освещенное через слуховые окна помещение, которое сплошь завалено было книгами, по большей части хорошо переплетенными. Я нагнулся и поднял одну книжку. Она оказалась «Подражанием Христу» Фомы Кемпийского, в переводе Победоносцева, издания 1869 года, в цельном кожаном переплете и с печатью на титульном листе: «Епископа Алеутского и Аляскинского». (Епископом этим и был когда-то епископ Владимир.)
– Да, здесь, по-видимому, многое годится для нас, – сказал я. – Сколько же книг я могу взять?
– Да сколько хотите, хоть целый воз!
– Но мне придется сначала все это просмотреть, потому что хлама я брать не хочу. Сколько времени могу я посвятить на осмотр?
– Сколько хотите!
…Я проработал на чердаке часа два и отобрал огромную кучу книг: сочинений по истории религии и Церкви, по истории философии, творений «отцов Церкви», книг о сектантстве, даже сочинений Толстого, только. на английском языке, и пр. Повидавшись снова с заведующей библиотекой, я сообщил ей о результатах своих поисков и о том, что мне нужно нанять подводу и пригласить кого-нибудь на помощь для переноски книг, так что я должен на некоторое время удалиться.
Стереотипное:
– Пожалуйста!..
Я отправился в Толстовский музей, разыскал М. Хороша, нанял ломового извозчика и явился снова на Б. Александровскую улицу. Мы с Мотей перетаскали все отобранные книги на подводу и свезли их в Газетный переулок, где помещалась библиотека Общества истинной свободы.
«Подражание Христу» – чудеснейшую книгу, написанную католическим «Сережей Булыгиным» (такова высота и чистота ее тона!), – я взял себе на память о приключении с вывозом книг «епископа Алеутского и Аляскинского». Она и до сих пор хранится в моей миниатюрной, но тем более дорогой для меня библиотеке.
Помнится, на вторую половину 1918 года падает мое знакомство с знаменитым анархистом П. А. Кропоткиным, как известно, возвратившимся в Россию из эмиграции вскоре после Февральской революции. Одна умная и энергичная дама, по фамилии Лебедева, состоявшая членом совета Московского вегетарианского общества, была женою одного из более молодых друзей писателя и революционера, и через нее именно состоялось мое знакомство с ним.
От Лебедевой мы знали, что старик Кропоткин отличался исключительной принципиальностью. Он отказался, между прочим, от особого пайка, предложенного ему правительством, считая, что, принявши этот паек, он нарушил бы свои анархические убеждения. Жил он очень скромно, на средства, зарабатываемые литературным трудом. Его жена Софья Григорьевна разделяла его взгляды и образ жизни. Я явился к П. А. Кропоткину вечером к чаю, как это было заранее условлено через супругов Лебедевых, и притом не один, а с своим «старым другом», 18-летней Соней Толстой, дочерью Андрея Львовича.
Кропоткины квартировали тогда, снимая две комнаты, в старинном барском особняке с колоннами, на Малой Никитской (ныне – улице Качалова). Когда мы входили в кабинет-гостиную-столовую П. А. Кропоткина, он заботливо поднялся из-за пианино, на котором что-то разбирал, и дружески нас приветствовал. Наружность седого, длиннобородого и круглоголового автора «Записок революционера» вполне соответствовала его общеизвестным портретам. На глазах – очки. На тонких, старческих губах – приветливая улыбка. К этому можно еще добавить: движения – мягкие, деликатные.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу