Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Слово предоставляется защитникам. Первым говорит числящийся защитником Буланже Б. А. Подгорный.

– Господа судьи, не только как профессионал, но и как человек, я вступлю в конфликт с выставленными против моего подзащитного доводами, на которых построено его обвинение. Что касается юридической стороны дела, то я должен сказать, что статья 78-я, которая охраняет не Церковь, а личность умершего, неправильно здесь приведена. Друзья Марьи Александровны Шмидт имели даже формальное право похоронить тело ее без соблюдения обряда: это право дают оставленные покойной собственноручные записки, в которых она делает распоряжения относительно похорон. Эти записки – формальный акт. Специального заявления губернатору не могло последовать от Марьи Александровны Шмидт. Вероучение Льва Николаевича Толстого, к которому принадлежала покойная, отрицает всякую возможность обращения к властям, потому что отрицает самую власть. Покойная только хотела как-нибудь оградить своих друзей от возможности преследования. Прочтите ее трогательную предсмертную записку. В ней она просит никак не преследовать ее друзей, которым она завещала похоронить ее тело без обряда. К кому эти слова обращены? К власти, к ее представителям, быть может, – к вам, господа судьи! Марья Александровна пошла на эту уступку. Для нее это тоже был компромисс. Эта ее точка зрения – священная для Буланже, для каждого человека, – она должна продиктовать вам то совестное решение, которым подзащитный мой бесспорно должен быть оправдан.

Поднимается другой адвокат, защитник И. И. Горбунова, А. С. Тагер. В особом саквояже он принес в суд целую кипу книг и бумаг.

– Господа судьи, – начинает Тагер. – В своей речи я буду ограничиваться сухими текстами закона. Я надеюсь, что нам, юристам, таким образом легче будет понять друг друга.

Затем оратор приводит целый ряд постановлений и циркуляров Сената и министров, из которых явствует, что для определения вероисповедания лица, отпадающего от православия, достаточно действительного исповедования им его взглядов, независимо от того, зарегистрировано ли или не зарегистрировано на бумаге его отпадение.

– После этого карать Горбунова было бы кощунственно! – восклицает защитник и затем заявляет, что он «будет критиковать обвинительный акт».

Произведя свою критику обвинительного акта, защитник делает вывод:

– Виноват Тульский окружной суд, потому что было установлено с несомненностью, что Марья Александровна Шмидт была последовательницей вероучения Толстого. В самом деле, ведь не могла же она быть и православной в то же время?

Затем А. С. Тагер опять углубляется в недра законоположений, доказывая очень успешно неосновательность предъявленного к его подзащитному обвинения с юридической точки зрения. Запас сведений его – огромный. Между прочим, оказывается, что сенатское решение, на которое ссылались один из судей и прокурор, парализуется другим постановлением, имевшим место на полгода позже. В свою очередь, статья 78-я, на которую ссылался обвинитель, противоречит более позднему законодательному акту – закону 15 апреля 1905 года, на что указывали такие авторитеты в вопросах права, как Таганцев и Кони.

– Статья 78-я по забывчивости не была исключена из старого устава, – говорит оратор. – Для власти достаточно записки Марьи Александровны Шмидт, чтобы вычеркнуть ее из списка православных: она не умерла православной. Таким образом, следует, что обвинение, предъявленное к Горбунову-Посадову, не доказано.

Свою большую речь защитник заканчивает выражением уверенности, что Горбунов будет оправдан.

Но… что мы могли бы сказать и о речи адвоката, и о последующем решении суда? И эта речь, и решение доказывали как нельзя более ясно, что ничего более твердого, незыблемого в юриспруденции нет. Из множества разнообразных данных пользуются, по произволу, не тем, что справедливо, а тем, что государству или отдельному лицу нужнее и выгоднее: есть 78-я статья – ссылайся на нее или, наоборот, отвергай 78-ю статью и выдвигай закон 27 апреля 1905 года; есть сенатское решение, определяющее понятие лица «заведомо православного», и есть более позднее сенатское решение противоположного смысла, – на чем же основываться? Что считать законом? Это решают верные личарды самодержавия г.г. Грековы, которым не нравится оппозиция православию со стороны покойной старушки Шмидт и которым хочется «прихлопнуть» за сочувствие старушке Шмидт ее друзей-«толстовцев». Вот они и становятся на место – закона.