Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Не поручусь, что отношение Льва Николаевича, в конце концов, не избаловало и не испортило Черткова. По крайне мере, впоследствии и, в частности, в 1910 году, у него появился такой тон, что он уже как бы требовал от Толстого признания своих заслуг перед ним и свято верил в свое особое, исключительное и исключительно-привилегированное положение около Толстого. Это было уже нехорошо. Отсюда зародилось и это несчастное стремление заслонить собою в глазах Льва Николаевича не только других его друзей, но и детей, даже столь близких, как Александра и Татьяна Львовны, а наконец, и самое жену, 48-летнюю подругу жизни великого человека. Дальше – больше: Черткову захотелось уже управлять и самым Толстым.

Влиял ли Чертков на Толстого? Если не влиял, то пытался влиять, во всяком случае, а кое-что Толстой и делал так, как тот желал, кое в чем уступал, но основное ядро своего сознания сохранил нетронутым и неповрежденным никем. Как было здесь упомянуто, более внешним, а не внутренним, порядком своей жизни жертвовал Лев Николаевич «дружескому влиянию». Так, ряд важных уступок Черткову он сделал в деле завещания, не отказываясь от основной своей тенденции: сделать свои сочинения бесплатными и доступными для народа и безвозмездно передать принадлежавшую ему ранее землю крестьянам.

Чертков, апостол Петр «толстовской церкви», позволял себе упрекать Л. Н. Толстого в непоследовательности. Это был один из способов добиться от Толстого чего-нибудь в желательном ему, Черткову, смысле. Иногда результаты такого влияния были определенно отрицательные. Мало того, Лев Николаевич как бы сам сожалел, что поддавался такому влиянию – и все-таки поддавался.

Так, в четвертом томе «Биографии Л. Н. Толстого» П. И. Бирюкова находим упоминание об обличительном письме Черткова к Л. Н. Толстому (1901) по поводу того, что последний дал склонить себя своим литературным друзьям на издание журнала, в котором бы он был главным сотрудником и редактором. Чертков «дружески» обличал Льва Николаевича в непоследовательности: ведь журнал-то был бы подцензурный!

И вот что отвечал великий писатель своему другу:

«Давно получил ваше длинное письмо с обличением в попытке подцензурного издания. Я так люблю обличения себя, что, читая ваше письмо, совершенно соглашался с ним и чувствовал свою неправоту и не только не испытывал неприятного чувства, но, напротив, любовь и благодарность к вам. Потом, обдумывая, менее соглашался с вами: очень меня подкупало то, что это побуждало бы меня писать художественные вещи, которые я без этого не буду писать, и то, что огромный материал эпического характера вещей, получаемый мной, собранный в букет, мог бы быть полезным людям. Но я все-таки рад, что не удалось, тем более что я как будто кончился, особенно для художественных вещей, и что наверное было бы много неприятного и, как вы пишете, невольно втянулись бы участвующие в нехорошие компромиссы» 70.

Из того, что задумывал Лев Николаевич, могла бы получиться великая вещь, могло бы вырасти великое дело! Чертков, с своей сектантской узостью и прямолинейностью, помешал осуществлению этого дела.

И это было еще в 1901 году!

Иногда Чертков пускал в ход свой дипломатический талант и обрушивался на Льва Николаевича с длиннющей «нотой» по какому-нибудь важному для него вопросу, – нотой, в которой применялись все средства и обороты, рассчитанные на определенные черты характера Толстого, на такие, как доверчивость, мягкость, склонность к благородному негодованию, великодушие, бескорыстие, нежелание проявлять неблагодарность к друзьям, любовь к дочерям, боязнь возможных конфликтов и осложнений в семейных отношениях и т. д., – для того, чтобы добиться от него определенных результатов в желательном направлении. Тут он проявлял подчас столько хитрости и лести, смешанной с дерзостью, требовательностью и даже попытками запугивать Льва Николаевича, что чистый душой старец неминуемо попадался в расставленные ему тенета и, как послушное орудие, выполнял затем волю своего друга и последователя. Такого «нотою» является письмо от 11 августа 1910 года, страстно убеждающее Толстого не поддаваться совету другого его друга Бирюкова и не отказываться от тайного завещания 71, – письмо, опубликованное А. Б. Гольденвейзером в его книге и занявшее в ней не более и не менее, как 12 страниц !!!

Завещание! Вопрос жизни и смерти для Черткова! Весь смысл борьбы его с Софьей Андреевной и с семьей Толстого!.. Тут он постарался. Взволновал старика донельзя и заставил его письменно удостоверить (чего Чертков требовал и через своего агента – Гольденвейзера), что Бирюков был не прав, а что прав он, Чертков. Прочтите эту «ноту», если интересуетесь тем, какмог Чертков влиять на Толстого. Жалею, что не могу здесь привести письма Черткова целиком.