Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

К счастью, мы с Александрой Львовной чувствуем под ногами дно. Софья Андреевна счастливо упала, поскользнувшись. Если бы она бросилась с мостков прямо, там дна бы не достать. Средний пруд в Ясной Поляне очень глубок, в нем тонули люди. Около берега нам – по грудь.

С Александрой Львовной мы тащим Софью Андреевну кверху, подсаживаем на бревно козел, потом на самые мостки.

Подоспевает лакей Ваня. С ним вдвоем мы с трудом подымаем с досок тяжелую, всю мокрую Софью Андреевну и ведем ее на берег.

Александра Львовна бежит скорее переодеться, поощряемая вышедшей за ней из дома Варварой Михайловной.

Ваня, я, повар, тоже подоспевший, увлекаем потихоньку Софью Андреевну к дому. Она жалеет, что вынули ее из воды. Идти ей трудно. В одном месте она бессильно опускается на землю:

– Я только немного посижу!.. Дайте мне посидеть!..

Но об этом нельзя и думать: Софье Андреевне необходимо скорее переодеться.

Мы с Ваней беремся руками, делаем сиденье, с помощью повара и других садим на это сиденье Софью Андреевну и несем. Но скоро она просит спустить ее. В доме я поручаю Софью Андреевну заботам экономки Прасковьи Афанасьевны и В. М. Феокритовой и сам иду снять сапоги, полные воды, и переодеться.

Не прошло и часа, как снова бегут и говорят, что Софья Андреевна опять убежала к пруду. Я догнал ее в парке и почти насильно увел домой.

На пороге черного крыльца она расплакалась.

– Как сын, как родной сын! – произнесла она, обнимая и целуя меня.

Всю следующую ночь напролет я не спал и дежурил, сидя в «ремингтонной». В. М. Феокритова ушла спать в 3 часа утра. Софью Андреевну нельзя было оставлять одну.

Поместилась она не в своей комнате, а в спальне Льва Николаевича, на его постели. Однако тоже почти не спала. Ходила по комнатам, прижимая подушечку Льва Николаевича к щеке, жаловалась на мужа, говорила, что не может без него жить и умрет. Под утро сказала мне, что нельзя мучиться больше, чем она, что она чувствует и свою виновность перед Львом Николаевичем, и свою беспомощность что-нибудь теперь сделать.

Затем постепенно съехались в Ясную Поляну все дети (кроме Льва Львовича, находившегося в Париже), появились доктора, друзья семьи. Софья Андреевна была неровная: о покинувшем ее муже говорила то с любовью, то со злобой. В ночь на 30 октября Александра Львовна и В. М. Феокритова окольным путем, через Тулу, чтобы замести след, уехали вслед за Львом Николаевичем в Шамордино.

Навестив 30 октября Телятинки, я узнал, что ко Льву Николаевичу в монастырь Оптину пустынь (по дороге на Шамордино) еще раньше ездил, по поручению Александры Львовны и Чертковых, Алексей Сергеенко. Он вернулся как раз 30-го. Рассказал, что Лев Николаевич бодр и здоров. Виделся с сестрой-монахиней, которая к решению его покинуть Ясную Поляну отнеслась будто бы вполне сочувственно. Сергеенко, по его словам, передал Льву Николаевичу, что Софья Андреевна бросилась в пруд по его отъезде и что Александра Львовна и лакей Ваня вытащили ее из воды. Я думал, что Алеша обмолвился, но позже прочел и в дневнике Льва Николаевича (последняя тетрадь, запись от 29 октября): «…Известия ужасны. С. А., прочтя письмо, закричала и побежала в пруд. Саша и Ваня побежали за ней и вытащили ее» 58. Лев Николаевич, очевидно, из благодарности к тем, кто помог в его отсутствие его жене, внес эти последние два имени, о которых услыхал от Сергеенко, в свой дневник. Алеша не хотел назвать меня, хотя и знал правду.

Поступок Софьи Андреевны, однако, не поколебал Льва Николаевича в его намерении не возвращаться домой:

– Не ей топиться, а мне! – сказал он.

Это, конечно, было страшным свидетельством о том, как измучен был старик семейными неурядицами в своем доме.

31 октября Софья Андреевна обратилась ко мне с просьбой – поехать в Телятинки к Черткову и просить его приехать в Ясную Поляну, так как она хочет помириться с ним «перед смертью» и попросить у него прощенья в том, в чем она перед ним виновата. Положение ее – если не физическое, то психическое во всяком случае – казалось действительно тяжелым, и у меня не было никаких оснований отказать ей в исполнении ее просьбы.

И вот снова, как в тот памятный день 12 июля, когда Софья Андреевна через меня просила Черткова о возврате рукописей и о примирении, шел я к Черткову с тайной надеждой, что это примирение, наконец, состоится. И, увы, снова был разочарован в своем ожидании!

Когда Владимир Григорьевич выслушал просьбу Софьи Андреевны, он было в первый момент согласился поехать в Ясную Поляну, но потом раздумал.