Александр Мещеряков: Самая красивая: природа Японии в интерпретации Сига Сигэтака

Весной 1888 г. вместе с несколькими выпускниками сельскохозяйственного института и токийского университета Сига основывает общество «Сэйкёся» («Общество образования»). Почти одновременно выходит в свет первый номер журнала «Нихондзин» («Японцы»). Сига Сигэтака фактически являлся его главным редактором. Общество и журнал объединяли вокруг себя людей, которые выступали против безоглядного «озападнивания» Японии, уподобляя ее мимикрии у низших животных, которые — в силу своей беспомощности — вынуждены менять окрас кожи, чтобы не быть съеденными более сильными. Издеваясь над оголтелыми западниками, Сига с возмущением писал в июньском номере журнала «Японцы», что они хотят отбелить желтую кожу, перекрасить волосы и глаза, превратить Камакуру в Виндзор, а синтоистское святилище Цуругаока Хатиман в Кентерберийский собор…

Эмоции Сига Сигэтака можно понять. Так, один из видных японских христиан Утимура Кандзо (1861–1930) в своем трактате «Тидзинрон» («Земля и люди»), вышедшем почти одновременно с «Ландшафтами Японии», выстраивал такую логическую цепочку. Япония — это азиатская Греция. Это сравнение было широко распространено в Японии того времени, ибо Греция — это колыбель европейской цивилизации и одновременно — в значительной степени островная страна. Греция — это «малая Европа»; следовательно, Японию можно считать «малой Европой». А раз так, то в географии Японии должно быть все то, что имеется в Европе. Поэтому Внутреннее японское море — это Средиземное море; Иберийский полуостров соответствует районам Манъин и Санъё; Италия с ее оливками — это полуостров Кии с его мандариновыми деревьями; Адриатическое море — это залив (традиционно назывался морем) Исэ; Балканский полуостров — полуостров Идзу; архипелаг Оки — Британский архипелаг; полуостров Ното — полуостров Ютландия; песчаные отмели Китанокоси — северное побережье Германии; равнина Оу — это «плоская» Россия; остров Садо — Скандинавский полуостров, Исландия — остров Такэсима. Утимура Кандзо находил в Японии и такие места, которые соответствовали Франции, Апеннинам, Венгрии, рекам Дунаю и По… При этом Утимура честно признавал, что Япония не походит на Америку, Африку, Австралию, Индию и Китай. «Япония расположена в Азии, но ее структура является европейской» (цит. по: Оомуро Микио 2003: 156–157). Люди, подобные Утимура, желали, чтобы Япония сменила свою идентичность с азиатской на европейскую.

Утимура Кандзо был христианином и патриотом. Он тоже стремился к тому, чтобы избавить японцев от комплексов. Он как бы говорил: нечего унывать, ведь в Японии есть все, что есть в Европе. Однако эта логика не пользовалась у массового читателя такой популярностью, как логика Сига Сигэтака: нечего унывать, ведь Япония — страна уникальная, ей есть чем гордиться. Утимура Кандзо написал в своей рецензии на «Японский ландшафт», что мнение Сига о том, что природа Японии — лучшая в мире, является «патриотическим предрассудком». Но японцы поверили не его предрассудкам, а предрассудкам Сига.

Вместо выстраивания цепочки тождеств между Японией и европейским миром Сига Сигэтака предлагает обнаружить в японской географии и природе уникальные особенности. Он приводит цитаты из сочинений конфуцианского ученого Сайто Тикудо (1815–1852) и художника Инэ Нобуёси (жил на рубеже XVII–XVIII вв.), из которых явствует, что в Китае, Корее и западных странах отсутствуют несравненная сакура и другая вестница весны — птичка с неподражаемым голосом угуису (камышовка; обычно переводится на европейские языки как «соловей»), а ведь без наслаждения цветами сакуры и этим пением человек не может стать полноценным (Сига Сигэтака 1995: 18–22). Полноценность же понимается как развитое чувство красоты.

Если же говорить об общих чертах природы, которые придают Японии уникальность, то это: 1) многообразие климата и множество морских течений; 2) высокая влажность; 3) обилие вулканов; 4) бурные и порожистые реки.

Совокупность этих факторов определяет очарование японской природы, которая обладает изяществом, красотой и величественностью.

Особенно интересно появление последней категории. Дело в том, что общий модус японской культуры определяется не столько объективацией «величественных», крупных объектов, сколько вниманием к малому. Создаваемые японскими мастерами модели природы (сады, бонсай, живопись) характеризовались миниатюрными формами, взгляд японца характеризуется «близорукостью», а не «дальнозоркостью» (Мещеряков 2010а: 12–21; O-Young Lee 1984). Крупные объекты (включая людей и литературных героев) вызывали у японцев не столько восхищение, сколько страх (Торопыгина 2004: 146–155). Они ассоциировались с отсутствием культуры и дикостью.