Александр Мещеряков - Открытие Японии и реформа японского тела (вторая половина XIX — начало XX вв.)

Традиционные общества, которые вступают (вынуждены вступить) на путь модернизации (вестернизации), сталкиваются с огромным числом проблем — социальных, экономических, культурных. Хотим мы того или нет, но смыслы, вмонтированные в западную культуру и цивилизацию, обладают деструктивным потенциалом по отношению к культурам традиционным. Разрушение привычной среды обитания, обычаев, системы управления, хозяйственных основ приводит (особенно на первых порах) к драматическим последствиям для большинства населения. Потеря жизненных ориентиров, невозможность быстро приспособиться к меняющимся условиям имеют результатом возникновение стрессов и комплекса неполноценности. Из всех стран Азии Япония первая сознательно приступила к последовательной модернизации и достигла на этом пути огромных успехов. Это, однако, не означает, что путь был легким — цена за приобщение к западным “ценностям” оказалась велика.

Социальные, политические, экономические и культурные проблемы, с которыми Япония сталкивалась начиная с середины XIX века, не раз становились предметом исследований. Рассмотрению подвергалась по преимуществу “страна Япония”. Однако как-то выпадало из виду, что эта страна населена людьми-японцами. И вот личностной реакции японцев на разворачивающиеся события внимания уделялось меньше. В частности, одна проблема была практически обойдена вниманием. Я имею в виду тот телесный комплекс неполноценности, который возник у японцев во время приобщения страны к западной парадигме развития.

Проблема тела пользуется популярностью в среде культурологов. Предметами обсуждения являются обнаженное тело, закамуфлированное (одетое) тело, медицинские (этномедицинские) представления, тело как вместилище души, язык тела (невербальное поведение) и многое другое. В последние десятилетия особой актуальностью пользуются исследования тела в рамках гендерной теории. Но, осмысляемое как феномен культуры, тело странным образом предстает оторванным от исторических процессов. Сами историки предпочитают говорить совсем о других реалиях, которые влияют на причины и динамику событий. Здесь и геополитика, и классовые (сословные) и экономические интересы, и личности тех лиц, которые принимают решения. Тело же включено в панораму исторических исследований, пожалуй, только в одном аспекте. Поскольку для поддержания своего существования ему требуется определенное количество калорий, то проблемы недоедания и голода (шире — уровня потребления) признаются важным фактором в истории.

Мне представляется, однако, что дело не ограничивается калориями. Именно тело является первичным носителем всех антропогенных (культурных) смыслов и в связи с этим не может быть исключено из исторического анализа. История — это следствие телесной жизни и ее продолжение. Простая, но, кажется, не до конца высказанная мысль — без человеческого тела человеческая история была бы попросту невозможна. Без понимания телесного мы обречены на непонимание того, что происходило и происходит с человеком, а значит, и с социумом. При этом особенности телесного поведения и телесных репрезентаций могут служить как “убыстрению”, так и “замедлению” истории — если понимать под “историей” приращиваемую информацию, имеющую отношение к социальной сфере. Как это видно на японском примере, строгая и всеобщая предписанность (этикетность) телесного поведения, безусловно, является “замедлителем” истории, а отсутствие такой предписанности способствует ее “ускорению”, эскалации конфликтов, генерации “событий”. На примере других традиций также ясно видно, что времена социальных трансформаций непременно сопровождаются сетованиями по поводу утраты прежних норм поведения (в том числе телесно-этикетного).

“Примитивные” народы, которые проводят большую часть жизни обнаженными, не создают “истории” в нашем понимании. Они не пишут “истории” и не склонны оставлять после себя письменных свидетельств. Историю пишут одетые люди. Чтобы написать что-то, следует одеться. А потому одежда принадлежит к языку тела и также является необходимым атрибутом истории. Одежда придает телу огромное количество культурных смыслов. Только одетое тело является субъектом истории, и только одетое тело может являться объектом исторической мысли. Что до тела нагого, то “обнаженные” общества исследуются этнографами. Историк может лишь попричитать по этому поводу, но он умеет обращаться только с телами одетыми, а потому одежда обязана быть включена в его “телесный” анализ.