Александр Мещеряков: Самая красивая: природа Японии в интерпретации Сига Сигэтака

Однако японцев такая ситуация не устраивала, и они приложили колоссальные и весьма успешные усилия в деле реформирования страны в самых разных областях (политической, военной, экономической, культурной). Одним из средств для преодоления комплекса неполноценности стало воспевание японской природы. После открытия страны на какое–то время все рукотворные продукты деятельности японца стали подвергаться невоздержанной критике, однако японская природа избежала этой незавидной участи. Европейцы сыграли здесь большую роль: находясь в плену своих европоцентристских убеждений, многие (почти все) осуждали «нецивилизованные», отдающие «темным» средневековьем японские порядки, но мало тронутая человеком «дикая» природа этой страны производила на них сильное впечатление. В самой же Европе не тронутых человеком ландшафтов становилось все меньше.

Похвала европейцев много значила для японцев того времени. Японская земля для европейцев с практической точки зрения являлась малозначимой. Она была не только далека, она была еще и бедна ресурсами, которые интересовали Европу и Америку. Япония стала для европейцев страной природы, страной для разглядывания. В отличие от практически всей Азии Япония избежала участи стать колонией белого человека.

В Японии не было ничего «ценного», того, чего нет в других странах, за исключением пейзажей. Природа Японии производила на европейцев глубокое впечатление, и японцы, почувствовав облегчение, приступили к осуществлению национального проекта под названием «Природа Японии». Он предназначался прежде всего для самих японцев: они остро нуждались в предмете гордости, который мог бы избавить их от комплекса неполноценности и поднять настроение. Кроме того, природа много значила в деле достижения национального консенсуса. И если идеи и политические лидеры служили предметом для ожесточенных споров, то природу любили все японцы. В качестве эпиграфа к своей книге Сига Сигэтака выбрал протяженный пассаж из произведения знаменитого конфуцианского мыслителя Кайбара Экикэн (1630–1714), в котором тот говорит о несравненной и нескончаемой радости любования природой, радости, которая доступна всякому человеку — высокому и низкому, бедному и богатому. Сам же Сигэтака писал, что «красота японских гор и вод, многообразие ее растительного мира являлись и являются основой для воспитания в японцах чувства красоты» (Сига Сигэтака 1995: 321). И это чувство красоты, полагал он, — гарантия будущих успехов японской нации.

Обращение к «прекрасной» земле Японии имеет глубокую предысторию. Еще в период Токугава получает достаточно широкое хождение термин «божественная страна» (синсю), под которой понималась Япония. Имелось в виду, что земля Японии, созданная синтоистскими божествами, находится под их покровительством. Эта идея опиралась на мифы, зафиксированные в «Кодзики» и «Нихон сёки» в начале VIII в. Важно отметить, что в этих мифах речь идет не о создании человека, а о создании (порождении) островов Японского архипелага, которые, таким образом, осенены особой благодатью. Этот концепт можно считать «японским изданием» китайской теории «Поднебесной». Она предполагает, что Центр (то есть Китай) обладает несравненными климатическо–природ–ными характеристиками, которые благоприятно воздействуют на проживающих там людей — их моральный уровень, обычаи, обыкновения, здоровье и т. д. В других же регионах (странах) климат характеризуется отрицательным образом — так же отрицательно он воздействует и на людские нравы. В Японии эпохи Токугава также укоренилась эта концепция, но Центром там считалась Япония, ее земля. Таким образом, человек и его обыкновения считались производными от качеств той земли, в которой ему довелось родиться. Следовательно, мы можем определить эту концепцию как разновидность географического детерменизма. Нетрудно заметить, что при таком подходе Японии (ее природным условиям) по определению достаются превосходные и неизменные характеристики. Человеку же, обитающему в Центре, остается только одно — восхищаться этой землей. В сочинении Сига Сигэтака природа предстает в очищенном от присутствия человека виде, в этом ландшафте почти напрочь отсутствуют люди, в чем видно влияние традиционного восприятия земли как элемента первичного по отношению к человеку.

Но не только традиция оказала влияние на мировоззренческие убеждения Сига. Здесь сказались и конкретные события его жизни. В феврале 1886 г. Сига отправился в свой первый длительный морской вояж. Погрузившись на учебный корабль «Цукуба», принадлежавший военно–морскому училищу, он за собственный счет совершил путешествие по южным морям, побывав на Каролинских и Мариинских островах, Фиджи, Самоа, в Австралии и Новой Зеландии. Цели плавания имели научный характер, но в результате эта поездка оказала самое сильное влияние на эмоции молодого ученого: его повергла в ужас увиденная им воочию неприглядная практика колониализма. В то время японцы опасались, что их может постичь такая же участь — порабощение и уничтожение собственной культуры. Жизнь в Японии давала немало оснований для таких страхов: многие «передовые» японцы того времени желали избавиться от своей «японскости» (вплоть до смены японского языка на английский) и стать «настоящими» европейцами.