Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

Однако отвлечёмся на минуту от всех иных соображений, помимо «чисто литературных». Поставим вопрос так: осталось ли от менее чем полутора десятков довольно пёстрых номеров «Эпохи» нечто такое, что в литературном только отношении выходило бы за границы сиюминутной журнальной ситуации, отцеживалось самим временем и, таким образом, обретало «вид на жительство» в пределах более значительных исторических протяжённостей?

Если бы в «Эпохе» даже не было напечатано ни одного произведения Ф. Достоевского, всё равно этот журнал – в силу значимости своего фактического редактора – заслуживал бы нашего пристального внимания. Но на его страницах впервые обнародованы «Записки из подполья», «Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже…», «Призраки» Тургенева, «Парадоксы органической критики» Ап. Григорьева и (посмертно) его любопытнейшие письма к Н. Страхову, «Леди Макбет нашего уезда» [1172]Лескова, стихи Майкова, Полонского и т. д. Для журнала, просуществовавшего немногим более года, это не так уж и мало…

Если же присовокупить к этому совершенно беспрецедентную по своему накалу и тону полемику между «Эпохой» и её оппонентами «слева», то вопрос о правомерности специального изучения этого издания будет носить чисто риторический характер…

В своём повествовании об «Эпохе» В. Нечаева исходит из тех же методологических посылок, которые уже опробованы в её предыдущей книге. Автор начинает ab ovo: подробно рассматривает организацию и внутреннюю структуру журнала, выясняет круг основных и второстепенных сотрудников. И лишь после этого приступает к анализу самого издания.

В подобном подходе есть своя логика.

Прежде чем погружаться в сферу «чистой идеологии», следовало бы постигнуть «материальную» сторону историко-литературного процесса. Ибо для самой «идеологии» далеко не безразлично, какие, собственно, люди являются её адептами и провозвестниками и в каких реальных издательских формах эта идеология находит своё печатное воплощение.

Об издании «Эпохи» упоминали, как правило, лишь в связи с кем-то или с чем-то (Достоевским, Салтыковым-Щедриным, Антоновичем, «расколом в нигилистах» и т. д.); этот журнал как бы выкликали в нужный момент на историко-литературную авансцену, чтобы осветить его беглым лучом прожектора: тем непроницаемее оставались «кулисы».

В работе В. Нечаевой издание братьев Достоевских впервые подвергается систематическому и всестороннему изучению (ряд разделов книги посвящён отдельным журнальным рубрикам). Существенно, что этот труд сочетает в себе исследовательские и справочные функции: в приложении приводится исчерпывающая хронологическая роспись содержания «Времени» и «Эпохи» за все годы их существования. Роспись эта снабжена комментариями, в которых устанавливаются авторы ряда анонимных статей, подтверждаются или отвергаются существующие атрибуции. Здесь же напечатан полный список сотрудников обоих изданий. Таким образом, в дополнение к литературоведческому исследованию мы получаем нечто вроде справочника, как бы продолжающего дело, начатое добросовестнейшими библиографическими указателями В. Бограда к «Современнику» и «Отечественным запискам».

Следует упомянуть ещё об одном документе, напечатанном в приложении, – «Списке статьям (рукописям) 1863 года». «Список» имеет подзаголовок «Из архива редакции журналов» и следующее авторское примечание: «Рукопись была передана мне дочерью М. М. Достоевского Екатериной Михайловной в 1926 г.». (Редкий и счастливый случай, когда за академическими штудиями обнаруживается прямая связь времен!) Кроме того, дочь одного из основателей «Времени» и «Эпохи» передала В. Нечаевой сохранившиеся редакционные книги. Эти ценнейшие источники вместе с другими архивными материалами составили тот круг исторических реалий, который позволил поставить всё исследование на прочную документальную основу.

Правда, не все приводимые в книге факты одинаково бесспорны. Если, например, принадлежность ряда анонимных статей тем или иным авторам надёжно подтверждается их расписками в гонорарных ведомостях, то в отношении некоторых других публикаций такой абсолютной уверенности не существует. Мы, пожалуй, в большинстве случаев склонны согласиться с В. Нечаевой, атрибутирующей Ф. Достоевскому ряд «неопознанных» текстов; следует, однако, заметить, что аргументы в пользу его авторства носят в основном косвенный характер. Здесь была бы уместна известная осторожность. Тем более что исследовательница, сколь это ни странно, ни разу не прибегает к помощи такого инструмента, как стилистический анализ. Ведь журналистский стиль Достоевского весьма индивидуален и может быть прослежен даже на не очень значительном текстовом пространстве (стоит вспомнить в этой связи удачный опыт В. Виноградова).