Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

В центре нового царствования была фигура Карла II. Оценки этого монарха современниками и историками существенно различались. В трудах советских историков-марксистов он удосужился негативного отношения. Поскольку весь период Реставрации, последовавший за революцией, рассматривался как наступление реакции, шаг назад в процессе перехода к буржуазному государству, то и король виделся воплощением самых реакционных тенденций в историческом развитии страны. То же можно сказать о Кларендоне. Карлу II приписывались такие качества, как лень, пренебрежение к государственным делам, отданным на откуп министрам, полная зависимость от мнения фавориток, аморальность и симпатии к католицизму. Такие оценки (если убрать марксистские категории исторического процесса) больше всего напоминают стереотипные суждения из британских школьных учебников викторианской эпохи, призванных прививать детям «высокую мораль». В них Карл II Стюарт с его образом жизни и любовными аппетитами был едва не главным «анти-примером». Так, в учебнике Джорджа Картера, четвертое издание которого вышло в 1902 году, читаем: «Опыт, приобретенный во время изгнания, кажется, не оказал никакого положительного влияния на его характер и мораль. У него отсутствовало чувство обязанности перед страной. Ленивая и беззаботная жизнь стала для него привычной, и он превратил удовольствие в ее главную цель. „Король не думает ни о чем, а только об удовольствиях, он ненавидит любую работу и даже мысль о ней“. Его жизнь была порочной и беспутной, его двор был заполнен бесполезными мужчинами и развращенными женщинами, на которых легкомысленно тратились деньги, выделенные парламентом» [32].

Тем не менее, у Карла II было много привлекательных черт: он был дружелюбен к окружающим, доступен не только для придворных, например, во время пеших прогулок со спаниелями в парке Сен Джеймс, непритязателен, был знающим и интересным собеседником. Он обладал обаянием и во время странствий приобрел понимание людей. Он не был героическим борцом за принципы, хотя принцип божественного происхождения власти целиком принимал. В ситуации опасности он мог сконцентрироваться и напряженно работать, но в обычное время для этого у него не хватало прилежания. Его всем известные многочисленные любовные приключения в принципе не слишком портили репутацию, поскольку не выходили за рамки приемлемого поведения для монарха в ту эпоху [33, 1–2 ]. Английский историк Х. Пирсон в биографии Карла утверждал, что внешность монарха в большой мере предопределила черты его характера. Он имел рост в шесть футов, то есть свыше метра восьмидесяти сантиметров, едва ли не на голову выше среднего современника. Он был худощав, но хорошо сложен. Рост давал ему чувство психологического превосходства над окружающими, чувственный рот и выдвинутый подбородок свидетельствовали одновременно о решительности и снисходительности к самому себе. От своего деда Генриха IV Французского он унаследовал веселый нрав, здравый смысл и похотливость. О фаворитках короля в связи с его взаимоотношениями с Хайдом речь пойдет ниже. В отношении к религии он не был фанатиком и с подозрением относился к тем, кто демонстрировал религиозное рвение. Как многие англичане, он любил спорт, регулярно играл в мяч, был охотником и рыболовом, любил ходить пешком и танцевать. Очень любил собак, которые были с ним почти постоянно: на прогулке и заседании совета, в карете и спальне — тоже черта английского джентльмена. Пирсон писал: «В основном современники и историки представляли Карла слабым королем, но он был тверд, чтобы делать то, что хотел, и достаточно хитер, чтобы дождаться для этого нужного момента. Наряду с обычной мягкостью у него были периоды упрямства, что отчасти шло от характера, отчасти от опыта, приобретенного в нищете изгнания и сопротивления ковенанторам, когда его унижали и подчиняли» [76, 132].

После 1980-х гг. оценки Карла II претерпели в трудах историков эволюцию в благоприятную для него сторону. В условиях буржуазного потребительского общества викторианские представления о морали устаревали. Б. Ковард в книге, впервые изданной в 1980-м году, заметил: «Взгляды историков на Карла II очень различаются: у него есть как пылкие защитники, так и строгие критики. Хотя трудно всерьез воспринимать утверждения, что он был великим королем, следует признать: хулители подчас ведут критику с точки зрения ложных аргументов, обвиняя его с позиций высокой морали, а не в свете того, был ли он способным и эффективным правителем» [34, 290–291 ]. Эволюция состоит в том, что «последние поколения считают образ ленивого и гедонистического короля-тирана Карла II неправдоподобным. Современные историки не видят в нем ничего более опасного, чем стремление сохранить существующие права и полномочия монархии» [94, 14 ]. Один из известных британских либеральных историков Дж. Холмс так писал о Карле II: «Несмотря на склонность к притворству и дар разыгрывать замысловатые шарады, черты характера и личность Карла не во всем были такими, как он хотел представить миру. Эти черты позволяют однозначно отделить его от остальных Стюартов, правивших в Англии в 1603–1714 гг., которые как вид удачно вписываются в современный учебник по психиатрии. Из писем, речей и записанных острот (к его бесконечному удовольствию их часто повторяли) можно безошибочно сделать вывод, что в своем роде он был „мутантом“: проницательным и реалистичным там, где его отец и брат предавались разрушительным иллюзиям, уступчивым там, где они были упрямыми, сообразительным в ситуациях, когда им не хватало интеллекта, или, как у Якова I, доминировали ученая педантичность или тщеславная мудреность. Его очевидная нормальность восходит к тюдоровской линии. Как Елизавета I и Генрих VIII, он имел врожденный талант общаться с людьми. Раскованный и приветливый, неутомимый собеседник и остроумный рассказчик, человек, обладавший спортивным мастерством, усердный любовник, король, находивший удовольствие в том, чтобы наплевать на скучные формальности и пренебречь протоколом — Карл был действительно самым большим экстравертом, когда-либо занимавшим трон Англии. Вильгельм III, напоминавший его по врожденным способностям, и превосходивший в целеустремленности и дисциплине, был, к сожалению, полностью лишен бесценного дара своего дяди — ладить с простыми смертными» [54, 84 ]. Впрочем, и Холмс признавал: Карл II не терпел кабинетной работы; «он не был ленивым человеком, но был ленивым королем». Кроме того, он по своим представлениям был космополитом, и потому не мог понимать национальных устремлений англичан, как это делала Елизавета. В приведенной здесь длинной цитате любопытно не только явно положительное отношение к Карлу II, но и то, что Холмс, противопоставляя его другим Стюартам, продолжал стоять на позиции, краеугольной для либеральной историографии: шотландская династия Стюартов — худшая из тех, что правили в Англии. В литературе также указывалось, что Карл II ни при каких обстоятельствах не был игрушкой в руках советчиков или фавориток. Он мог терпеливо или охотно слушать, но решения всегда принимал сам.