Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

В стране были «инакомыслящие», кто не испытывал удовлетворения от возвращения монарха [125, 38 ]: протестантские нонконформисты не были уверены в сохранении религиозной терпимости по отношению к ним, те, кто служили парламенту и протектору или имели отношение к гибели Карла I, опасались за имущество и даже жизнь. Часть армии не верила в то, что новая власть материально возблагодарит за службу. «Инакомыслящих», однако, было незначительное меньшинство, да и приходилось скрывать такое настроение, чтобы не стать жертвой роялистской толпы. «Истеричное возбуждение» масс немало беспокоило новую власть. В ряде мест насильственно отстранялись чиновники протектора под предлогом, что они не были назначены королем. Происходили выступления против огораживаний. Насилиям подвергались пуританские священники, в мае-июне было зафиксировано не менее пятнадцати нападений на квакеров. Возросло число расправ над ведьмами. Дурное поведение пьяной толпы во время торжеств осуждалось в двух королевских прокламациях [58, 126 ].

Магия королевской власти проявилась не только в богатых дарах праздника. Карл II потратил два июньских дня для совершения обряда излечения золотушных, демонстрируя магический дар исцеления, присущий, как считали со средневековья, английским и французским королям [117]. Эвлин рассказывал: для этого священнодействия около Банкет-хауса был установлен трон, и страждущие на коленях подползали, чтобы король притронулся к их лицам и щекам. Тогда Карл прикоснулся то ли к шестистам, то ли к тысяче страждущих. Тринадцатью годами ранее парламент назначал комиссию для подготовки декларации, установившей: подобная практика — результат абсурдных заблуждений, но весть о возвращении «королевского чуда» собрала толпы простолюдинов, у многих были опухоли и раздувшиеся железы, ячмени и волдыри. Всего за двадцать лет царствования Карла II не менее 90 000 больных были осчастливлены королевским прикосновением [91, 252–253 ]. Что могло лучше подтвердить божественное происхождение реставрированной монархии, само возвращение которой представлялось современникам вмешательством Провидения!

Торжества не ограничились въездом в столицу. На протяжении года они продолжались по разным поводам. В июле в честь короля, его братьев и советников прием проводил лорд-мэр. В сентябре в честь приезда сестры Карла Марии Оранской в Лондоне звучали колокола и жгли фейерверки. В октябре в день лорда-мэра состоялся большой карнавал. С особым жаром отмечалось 5 ноября, когда сжигали чучело Гая Фокса. Во всех случаях выставляли угощения и питье для народа, разжигались костры, устраивались танцы. Уже в мае 1660 года возобновились праздники майского дерева — низы возвращались к формам развлечений, запрещенным при пуританах. Не все проходило спокойно — в ряде случаев толпа, напившись, напала на пуританских священников и квакеров. Завершающим аккордом стала коронация Карла II в апреле 1661 года. Тогда под аккомпанемент барабанов и труб на Стренде установили самое высокое майское дерево, украшенное фонарями, лентами, коронами и оружием, и вокруг него состоялись танцы и гуляния. Это должно подтвердить: время пуритан закончилось. Коронационные празднества продолжались три дня, начавшись 22 апреля. Главным событием первого дня была процессия пэров и придворных. Лондон превратился в огромную театральную сцену, с которой звучала музыка и песни, везде проводились представления. Для празднования построили четыре деревянных триумфальных арки, Карл проехал через каждую. Это рождало ассоциацию с императором Августом, вернувшимся в Рим после гражданских войн. Сама коронация состоялась 23 августа, в день Святого Георгия, в Вестминстерском аббатстве, и завершилась банкетом. Празднества 1660–61 гг. имели политический и культурный смысл. Историк пишет: «Театральность процедур, окружавших реставрацию, воплощала величие монархии и ставила наблюдателей в положение подданных, зрителей, благоговеющих перед обилием, щедростью и магией королевского звания. В отличие от умеренного эгалитаризма формальной республики эти празднества утверждали различия между управляемыми и правителями» [62, 43 ]. Роскошь и торжественность отражали природное величие королевского имени в той форме, которая складывалась при дворе Короля-Солнце Людовика XIV. Визуальное воздействие было призвано пресечь на корню любую оппозицию. Разумеется, метода пряника было недостаточно.