Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

В Бреде Карл II обсуждал со своими тремя придворными: Хайдом, Николасом и Ормондом, предложения Монка: «Как всегда осторожный, он отказался отправить письмо Карлу, опасаясь, что его могут перехватить, но передал свои условия через Гренвила. Во-первых, „во избежание тревог и страхов“, от короля требовалось декларировать полное и всеобщее прощение, скрепив его государственной печатью. Право исключения оставалось за парламентом; во-вторых, он подтверждал законность купли земель и обещал выплатить долги солдатам; в-третьих, он должен подписать закон, гарантирующий свободу совести всем подданным», — резюмирует современный историк [62, 28 ]. Чтобы перехитрить Монка и не связать себя обещаниями, совет в указанном составе принял решение передать вопросы об освобождении от наказания, землях и долгах будущему парламенту. По животрепещущему вопросу о религии по настоянию Хайда решили обещать терпимость всем миролюбиво настроенным христианам, парламенту предлагалось следовать этому «по зрелому размышлению» [58, 108 ]. 14 апреля Карл II подписал письма Монку и Государственному совету, спикеру палаты общин, «братьям-пэрам», Монтагю и флоту, лорду-мэру, олдерменам и городу Лондону. Им была также подписана знаменитая Бредская декларация, в которой говорилось: главной целью короля является стремление залечить раны, нанесенные войной, восстановить господство закона, права монарха и его подданных. Для бескровного восстановления этих древних фундаментальных прав Карл II даровал прощение всем участникам гражданских войн, всем, принимавшим участие в парламентах и управлении в годы междуцарствия, если в течение сорока дней после ее публикации они любым законным образом заявят о своей ему верности. Им можно не опасаться за свои жизни, свободу и собственность [7, VI, 202–210 ]. Декларация была составлена в пяти экземплярах и приложена всем адресатам. Монку было направлено уведомление об утверждении его главнокомандующим и предложение выдвинуть второго, кроме Николаса, государственного секретаря (им станет Моррис). Гренвилу обещали графское достоинство и крупное денежное вознаграждение. Он упаковал багаж и поторопился в Англию.

25 апреля в Лондоне собрался Конвенционный парламент, настроенный роялистски. Спикером общин избрали сэра Харботтла Гримстона, заседавшего еще в Долгом парламенте. Карл I был доволен его позицией на переговорах в годы гражданской войны. 1 мая, заслушав Бредскую декларацию, парламент принял решение о государственном устройстве, объявив: согласно древней традиции ее правительство состоит из короля, лордов и общин. Было принято постановление о немедленной публикации декларации и писем короля, как и благодарственных ответов обеих палат. Такая реакция парламента была выше всяческих надежд, заметил Кларендон, то, что последовало за этим, вызвало у эмигрантов настоящее воодушевление. Монк теперь, когда решение было принято, действовал ловко и предусмотрительно. Зная настроение в армии, он отстранил от командования тех офицеров, которых подозревал в нелояльности [7, VI, 216 ]. Путь к возвращению Карла II в Англию был открыт.

Весенние месяцы 1660 года были для Хайда временем огромного напряжения сил. В середине апреля он жаловался леди Мордаунт, что хронически недосыпает и от этого с трудом держит голову, едва понимая, что пишет [74, 212 ]. В суматохе дел он, кажется, даже не заметил рождения 30 марта сына Джеймса, во всяком случае, это не зафиксировано в его корреспонденции. Последовав в апреле за королем в Бреду, он оставил Френсис с семьей в Брюсселе.

Описание Кларендоном обстоятельств, приведших к Реставрации, породило долгую дискуссию в историографии, начало которой было положено Ч. Фиртом, обратившим внимание на то, что историк ни словом не обмолвился о собственной роли в организации Реставрации. Более того, он был гораздо меньше, чем его современники, склонен подчеркивать роль Монка: «Не приписывая себе ничего, он приписывает Монку меньше, чем другие историки» [42, XIX, III, 482 ]. Действительно, Кларендон без конца подчеркивал осторожность и сомнения генерала. Фирт обнаруживал противоречие между объяснением причин революции и причин реставрации: «В изложении причин революции он преувеличивал значение личностных влияний, слишком многое объясняя индивидуальными чертами отдельных людей: гордостью одних, мрачностью других, амбициями третьих — будто разные атомы собрались вместе, чтобы вызвать массовые беспорядки. В рассказе о реставрации его точка зрения поменялась. Здесь течение дел определяют не поступки людей. Любой участник, даже если ему кажется, что он направляет ход событий, в действительности — их порождение». Таким образом, в изложении событий, приведших к Реставрации, Кларендон стоял на позиции провиденциализма: «Замечательным образом и с удивительной быстротой в течение одного месяца Бог положил конец восстанию, бушевавшему почти двадцать лет со всеми ужасами отцеубийства, смертей и разорений. Огнем и мечом низкие люди удерживали власть, опустошив два королевства и почти изуродовав третье. Милостивая рука Господа за один месяц перевязала раны и сделала, насколько возможно, шрамы невидимыми. Если кто-то нуждается в иных доказательствах Божьего благоволения, можно напомнить потомству, что вскоре с разницей в три-четыре месяца умерли от удивления, если не от сожаления от наших нежданных благоприятных обстоятельств, фавориты двух корон — кардинал Мазарини и дон Луис де Гаро. Всемогущий Бог предотвратил вред, который они могли принести Европе своими махинациями» [7, VI, 234 ].