Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

В 1660 году позиции Хайда казались незыблемыми — его тактика ожидания оправдала себя, и Карл II вернулся на отцовский престол без кровопролития и вмешательства иностранных штыков. Король был щедр в проявлении благодарности: как сам канцлер, так и его сыновья получили в дар земли, леса, поместья и доходные должности [2, I, 196–368, 413, 436; II, 66, 448 и др. ]. В 1663 году Хайд был в группе лиц, которым Карл II даровал собственнические права на новую колонию в Америке — Каролину. Но политическое господство канцлера продолжалось недолго: «Коммонер и адвокат, Кларендон не обладал внешностью аристократа, как Ормонд, и порывистостью, как Бекингем. Внимание к делам, административная работоспособность, законотворческий педантизм вызывали презрение при дворе, где эти качества не ценились. Недовольство усугублялось его манерами. Морализаторство и презрение к неправильностям любого сорта, склонность к напыщенности и самодовольству раздражали кавалеров. Лишний вес, приступы подагры делали его готовой мишенью для противников» [62, 96 ]. «Жирный стряпчий» — одно из его обидных прозвищ.

Причиной усиления враждебных к Хайду настроений при дворе стала новость, что его дочь Анна беременна, и отцом ребенка является брат короля Джеймс Йоркский. Осенью 1660 года это стало известно Карлу, который поручил Ормонду и Саутгемптону информировать канцлера. Ярости Хайда не было предела. Он кричал, что выгонит дочь из дому, чтобы больше никогда не видеть. После этого посланцы короля передали ему вторую часть новости: Анна — не любовница, а жена Джеймса, причем они тайно сочетались браком в его собственном доме. Это нисколько не успокоило отца, заявившего: лучше бы она была шлюхой, чем женой герцога, ее надо немедленно отправить в Тауэр, на эшафот, ей следует отрубить голову по парламентскому указу, он готов первым предложить это. Было это искренней, хотя излишне эмоциональной реакцией, или заранее подготовленным спектаклем, так и останется тайной. Современники придерживались того или иного мнения в зависимости от своего отношения к канцлеру. Хайд немного смягчился, когда в его дом прибыл король, настроенный примирительно: он понимает затруднительное положение своего министра, но произошло то, что произошло. Карл отверг предложение одного из придворных заявить, что он делил с ней ложе, тем создать повод для Джеймса разорвать брак (последний, кажется, был готов на это). Карл II отнесся к несчастной женщине по-рыцарски учтиво. В автобиографии Кларендон писал, что известие о случившемся было воспринято им как полный крах, ибо он считал себя виновным в бесчестье, павшем на королевскую семью. Только вмешательство короля остудило его.

Можно ли верить Хайду? Вероятно, да, если принять во внимание эмоциональную сторону дела: канцлер горячо любил старшую дочь, но испытывал явную антипатию к Джеймсу, и вряд ли хотел стать его тестем. Кроме того, став в годы эмиграции фрейлиной Марии Оранской, Анна была фактически оторвана от семьи. Она редко и коротко виделась с родителями, а перед возвращением в Англию летом 1660 года не встречалась с ними в течение двух лет. Если окружавшие полагали, что брак дочери стал основой для преуспевания канцлера и его семьи, то сам он «нисколько не возвеличивал себя, понимая, на каком скользком основании стоит, и насколько нации отвратительно сосредоточение чрезмерной власти у одного человека. Он видел, что с каждым днем король все больше погружался в удовольствия, что вовлекаясь в расходы, окружавшая компания не желала, чтобы он вел дела и общался с трезвыми людьми. Он знал, что окружение герцога — это, как и раньше, его враги, озабоченные только собственными доходами, что они выстраивают его хаусхолд по французской модели вопреки английским правилам и прецедентам» [10, 394 ]. Кларендон полагал: враги интриговали против него искусно, возлагая на него вину за неудовлетворенные прихоти, но создавая у короля иллюзию, будто способствуют укреплению доверия к нему. Он не мог ни противостоять этому, ни предотвратить последствия.

Новость вызвала настоящий скандал. Генриетта Мария поспешила во Францию, чтобы «остановить позор короны». Она заявила: если только герцог Йоркский приблизится с женой к дверям дворца, она немедленно покинет его через другую дверь. Впрочем, через некоторое время ее тон смягчился, возможно, по совету Мазарини, надеявшегося, что последует отставка канцлера. Хайд действительно обратился к Карлу II с такой просьбой, но король это отверг. Чтобы исправить мезальянс, он даровал Хайду титул и двадцать тысяч фунтов. Хайд пытался отказаться от денег, опасаясь зависти, но Карл якобы ответил так: «Скажу тебе, канцлер, что ты слишком строг и боязлив в таких делах. Поверь: пусть лучше завидуют, чем жалеют». Поведение Хайда в этой истории показывает, что он вряд ли был неискренним. Как заметил историк Пирсон, «знай Хайд, что дочь его дочери станет королевой Англии, он бы вряд ли смягчился». Конечно, случившееся сразу породило слухи, которые никогда не прекращались, будто все было организовано им самим. Поскольку Джеймс был первым по линии престолонаследия, враги злословили, что канцлер задумал возвести на престол династию Хайдов. Эти обвинения, вероятно, не имели оснований. История с беременностью Анны, несомненно, подвергла отношения Карла II и Кларендона испытанию, и вот в каком смысле. Защитив своего министра, Карл рассчитывал, что тот будет терпимее к его слабостям, тем более, долгий роман с Барбарой Вильерс, леди Кастлмайн, стремительно развивался. «Счет на оплату за неправильное поведение дочери» был выставлен, но не оплачен: морально осудив дочь, Хайд не изменил отрицательного отношения к этой влиятельной фаворитке. Новый виток подозрений, будто канцлер все подготовил сам, последовал, когда появились основания считать, что Екатерина Браганца бесплодна. Летом 1663 года, когда прежний товарищ, теперь враг, лорд Бристол, выдвинул против него обвинения в палате лордов, включавшие заключение королевского брака, «поставившего вопрос о наследовании престола под вопрос», полной уверенности, что она не родит наследника, еще не было.