Коллектив авторов Биографии и мемуары - Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Проходя раз, днем, по берегу Дуная, я заметил, что к нему подъезжала лодка с черноморскими казаками. Я остановился и без всяких мыслей поджидал, пока лодка пристанет к берегу. Лодка пристала; из нее вышел офицер с георгиевским крестом на груди; это был полковник Головатый – начальник пехоты черноморских казаков. В нем-то судьба указала мне впоследствии начальника моего, руководителя моей службы и всех последствий, от нее происшедших.

Головатый, поровнявшись со мною, спросил, что я за человек и что мне надобно? Я объявил ему, что дворянин, заехал в чужую сторону, не имею ни денег, ни хлеба, едва не умираю с голода, и желал бы поступить в службу. Он осмотрел меня – я был видный молодой человек, одет пристойно; спросил, откуда родом? Я отвечал: из местечка Ирклеева. «А, вражий сын, – сказал он, – ще и земляк!»

Потом, порасспросивши меня и узнавши, что я человек письменный, был секретарем в земском суде, – сказал:

– Таких хлопцев нам треба! Обожди, меня трохи, мне треба повидеться с панами.

Чрез два-три часа Головатый возвратился и взял меня с собою на лодку. Мы отправились к острову близь Браилова, где стояла черноморская флотилия из 50-ти или более лодок черноморских казаков. Тогда была война с Турциею и в отсутствие Потемкина командовал армиею князь Репнин. Это было в 17… году.

На утро Головатый приказал мне явиться в канцелярию его. Я пришел в канцелярию, представился управляющему канцеляриею, он велел мне сесть и писать…

На острове близь Галаца простояли мы до осени, а на осень вышли на твердую землю при реке Серете. Здесь выстроили землянки.

Осенние ночи были и сыры и холодны, при том же были и лихорадки на людях. По молодости и по непривычке к бивачной жизни, проводить такие ночи в землянке мне было трудно: ни постилки, ни укрыться было нечем; но, к счастью моему, меня знал провиантский чиновник, заведывающий хлебными магазинами; он позволил мне помещаться на ночь в провиантском магазине, и я, подостлавши один куль и укрывшись другим, проводил ночи, не страдая от стужи, и сила молодости придавала самый покойный сон!

Когда стояли мы еще на острове близь Галаца, – в это время приезжал для смотра черноморских лодок светлейший князь Потемкин, на яхте, и я видел его. С ним приезжала какая-то дама, которую называл он Катериною, – кажется, племянница его.

Команде велено было отправиться на зиму на остров Березань, близ Очакова, где был и кош. Я отправился вместе с командою и нес на себе, как прочие казаки, сухари; в то время была еще у меня лихорадка, я отстал от команды и пошел боковою дорогою, надеясь, если не догоню команды, ночевать где-нибудь по дороге в землянке. Долго шел утомленный, село солнце, наконец, и ночь; жилья никакого не было, а степь необъятная. Я остановился, помолился Богу, лег на траве и укутался шинелью. Кроме палки, никакого другого оружия при мне не было. Проснулся, солнце уже взошло; пустился опять, в путь, не зная, далеко ли еще осталось идти, и куда идти.

Вдруг увидел ехавшего по дороге человека; спросил у него: далеко ли до команды конных казаков, которые, как известно мне было, стояли недалеко, близь Измаила. Он сказал, что будет верст 30, и указал мне путь. К вечеру дошел я до куреня конной команды, явился к куренному атаману, объявил, что я казак Васютинского куреня – писарь из канцелярии полковника Головатого. Меня приняли, накормили и на другой день отправили, вместе с казаками, на повозке, до селения Слободзеи, где явился к начальнину – черноморскому полковнику Мокио, объяснил ему, что отстал от команды по болезни, что едва не умер было в дороге, совершенно ничего не помню и не знаю, как дойти до Березани; этим думал я подвигнуть его к состраданию и помощи мне; в ответ получил, что и не такие люди как я, но и получше, пропадают в степи! Между тем меня оставили в Слободзее в ожидании оказии, когда будет в Березань, и поместили в одном курене.

Слободзея – обширное селение на Днестре. Там жили черноморцы, молдованы, малороссияне и поляки. У полковника Головатого был здесь дом и семейство его; казаки, не имеющие здесь собственных домов, жили бедно и во всем нуждались; провиант отпускали им не такой, как для армейских полков, а пополам с песком. Из такой муки можно было еще есть хлеб тогда, когда он горячий, только что испечен; а как застынет, то и не угрызешь. Иногда ночью, когда уже спали, вдруг слышишь зов: «вставайте, казаки! хлебы из печи вынули», и я вставал вместе с другими и принимался есть горячий хлеб. «Голод не тетка!» – говорит пословица. Хлеб по ночам с песком был мне не по вкусу; нередко я ходил по селению и выпрашивал у добрых людей для себя белого хлеба; заходя в дома молдаван, я заметил, что они мамалыги – род коржей, кладут под подушки. Случалось, что иногда, зайдя в дом молдованина и не заставая в нем никого, голод подвергал меня искушению и я похищал мамалыгу. Таким образом, проживши в Слободзее месяц, я испытывал крайнюю нужду и голод…