Йосеф Мацек - Гуситское революционное движение

Констанцские костры 1415 и 1416 годов разожгли пламя восстания, тлевшее в чешских городах и селах. Классовые противоречия, сколько бы их ни пытались скрыть или уничтожить с помощью насилия, все чаще и чаще проявлялись в форме различного рода столкновений.

Король Вацлав IV и его двор остались безучастны к констанцскому процессу Гуса. Однако уже в конце 1415 года Вацлав IV выступил против союза католического панства, хотевшего мечом прекратить распространение волнений среди крестьян.

Вацлав IV решился на этот шаг не из-за сочувствия к учению Яна Гуса, так как это учение, продолженное его последователями, было, несомненно, направлено не только против церкви, но и против феодализма вообще. Вацлав оказал сопротивление панскому католическому союзу потому, что видел в нем старого врага — тех, кто двадцать лет назад начал против него открытую войну, кто бросил его в темницу. Власть в стране фактически постепенно переходила к королевскому совету и придворному дворянству.

Однако чешское панство упорно боролось с королем, не теряя надежды захватить в свои руки власть. По мере того как слабели силы Вацлава, паны один за другим стали искать союза с его братом и наследником Сигизмундом. Сигизмунд, король венгерский и немецкий, казался панству самым подходящим государем, поскольку уже занимал два трона и был настолько обременен делами, что поневоле должен был бы предоставить панам управление страной. К. Маркс, рисуя яркий портрет Сигизмунда, говорил, что это был «жалкий паразит, тунеядец, попрошайка, кутила, пьяница, шут, трус и фигляр…» [86] К. Маркс, Хронологические выписки, «Архив Маркса и Энгельса», т. VI, стр. 218. . Панству не было дела до безнравственности и распутства, которыми славился Сигизмунд. Более того, «подобные достоинства» вполне устраивали панство.

Было, кроме того, известно, что наследник чешского трона, славившийся расточительностью и бесстыдством, знает много способов, как извлекать из церковных сокровищниц деньги не только для себя, но и для своих приверженцев. Большая часть чешского панства, забыв, что еще в 1415 году она торжественно заявила свой протест против сожжения «блаженной памяти достопочтенного Яна Гуса», готова была перейти на сторону Сигизмунда. В 1415 году 452 чешских дворянина (391 рыцарь и 61 пан) направили собору письмо протеста за подписями и печатями, в котором говорилось, что паны хотят «без боязни и невзирая на противоположные, людские постановления до последней капли крови защищать и оберегать закон божий и его верных проповедников» [87] V. Novotný, Hus v Kostnici a česká šlechta, Praha 1915. . Но уже в 1416 году Якоубек из Стржибра, идеолог пражского бюргерства, раскрыл подлинные цели той части панства, которая примкнула к Гусу: «Паны, устраивающие съезды и собрания, стараются об одном: чтобы шли удачно их земные дела» [88] F. M. Bartoš, Do čtyř artykulů, str. 38, p. 92. . Ход событий до 1419 года и в эпоху гуситского революционного движения показал правоту Якоубека: склоняясь к гусизму, панство преследовало всегда своекорыстные цели, защищало свои классовые интересы.

Так, например, в 1415 году гуситские паны напали на Литомышльское епископство, где епископом был Ян Железный, глава католической реакции в Чехии, захватили его поместья и богатую добычу. Точно так же и католические паны Ян Местецкмй и Ота из Бергова, в том же году «ворвались в Опатовицкий монастырь и замучили до смерти аббата Лазура» [89] Staré letopisy, str. 40. . Открытые нападения панства (будь то католического или гуситского) на церковные владения усилили непрерывные феодальные раздоры, характерные для Чехии накануне революционного движения.

С конца XIV века южная Чехия была ареной бесконечных раздоров. Обнищавшие рыцари во главе подонков тогдашнего общества вели грабительские бои против Рожемберков и церковных сановников. Эти толпы, превращавшиеся подчас в наемные военные отряды, борющиеся за интересы нанимавших их панов, скрывались в дремучих лесах; иногда они приобретали характер грабительских шаек с большой дороги, вымещавших на купцах, на всех проезжих и прохожих свою злобу за то горе, нужду и голод, которые им приходилось терпеть. Эти разбойничьи набеги были обусловлены той нищетой, до которой были доведены как мелкое рыцарство, так и обедневшие бюргеры, голодные, не имеющие работы поденщики, батраки и халупники, и также являлись одним из признаков кризиса феодального общественного строя. Именно поэтому разбойники встречали поддержку у крестьян, имели возможность получить у них продовольствие, находили убежище в разбросанных по южной Чехии хуторах. Подобные длительные и кровавые мятежи происходили и в восточной Чехии, где низшее дворянство так же упорно — не на жизнь, а на смерть — вело борьбу с панством. Эти выступления южночешского и западночешского низшего дворянства нужно рассматривать как прелюдию к его выступлению во главе гуситских войск, которое произошло несколько лет спустя. Раздоры между светскими феодалами, а также все учащающиеся нападения на церковных феодалов содействовали разложению правящего класса.