Ближе всего к реакционному лагерю стояло консервативное крыло бюргерской оппозиции — богатое бюргерство (главным образом Старого Места), позднее — чешский патрициат, наиболее богатая часть низшего дворянства и часть панства, на первых порах примкнувшего к гуситам. Уже само различие классовых интересов делало эту группу неоднородной; основная масса панства очень скоро открыто перешла в лагерь реакции, оставшиеся изменили в период, предшествовавший Липанам. Это консервативное крыло бюргерской оппозиции присоединилось к гуситам прежде всего потому, что зарилось на богатства церкви и хотело свести счеты с церковной иерархией. Выразителями этого консервативного крыла была большая часть университетских магистров, которые, выдавая себя за приверженцев Гуса, на деле не принимали его учения полностью, отказываясь от самых радикальных его положений.
Характерным для большей части университетских магистров было то, что они проявляли свой пыл только в теоретических вопросах и ограничивались университетской аудиторией. Сколь бы радикально ни выступали они против догматов католической церкви, их речи были обращены к узкому кругу учеников и сторонников и, конечно, не могли иметь такого значения, как проповеди, обращенные непосредственно к народу. Поэтому даже самые радикальные ученые трактаты практически не имели никакого значения для возникновения и развития революционного движения. Впрочем, в 1419–1420 годах, когда классовые интересы пришли в открытое столкновение, большая часть университетских магистров именно потому, что их интересы были близки интересам богатого бюргерства и шляхты, доказала, что она не хочет иметь ничего общего с народными массами, поднявшимися на революционную борьбу. Правда, в самом начале магистры под давлением революционной бедноты были вынуждены заявить, хотя и с большими оговорками, что эту борьбу они считают справедливой, однако шум дискуссий, ведшихся в стенах университета, был заглушен мощным громом орудий народной армии, которые подтвердили справедливость этой борьбы без помощи университетских магистров.
Вместе с тем, однако, университетские магистры, усиленно внушая, что путь спасения — это «путь терпения», призывали отказаться от борьбы, ослабляя тем самым волю народа к борьбе. В течение всего гуситского революционного движения они вместе с бюргерством отходили все более вправо, в лагерь феодалов.
Группу университетских магистров возглавлял прежде всего магистр Пржибрам, его путь от радикализма к фактическому возврату в лоно церкви как бы символизировал всю линию поведения консервативного крыла бюргерской оппозиции — от восхваления революционного гуситского движения к оговоркам и, наконец, к подлому предательству.
Бюргерская оппозиция неизбежно должна была расколоться на два крыла именно потому, что она занимала промежуточное положение между реакционным и революционным лагерями. В то время как консервативное крыло с самого начала тяготело к реакции, радикальное крыло бюргерской оппозиции ради достижения своих собственных целей искало союза с народом, с городской и деревенской беднотой. Это крыло состояло преимущественно из мелкого и среднего бюргерства и низшего дворянства; они-то и являлись организаторами гуситского революционного движения. Экономической базой революционных армий явились городские ремесла, из городских мастерских получали войска свое оружие. Мелкие рыцари выступали во главе войск.
Радикальное крыло бюргерской оппозиции нашло своих идеологов среди университетских магистров — друзей Гуса, а также среди большинства простых священников, у которых поведение церковных магнатов вызывало отвращение. В 1415–1420 годах классовые требования бюргерской оппозиции были сформулированы в так называемых четырех пражских статьях, в основу которых были положены мысли, высказанные ранее Яном Гусом.
Первая статья содержала требование, чтобы «слово божие свободно провозглашалось» [81] Cм. J. Macek, Ktož jsú boží bojovníci, str. 87.
. Это требование было обращено против практики церковников, которые стремились помешать распространению в народе реформационных воззрений. Вместе с тем свобода проповеди должна была быть ограничена; представители консервативного крыла во время обсуждения этой статьи стремились ограничить эту свободу ссылкой на церковный устав и обычай, на церковный авторитет. Однако и радикальное крыло практически не собиралось давать проповедникам безграничную свободу в толковании «Священного писания». Это проявилось, например, в отношении таборитской бюргерской оппозиции к хилиастическим и пикартским священникам, деятельность которых была стеснена и ограничена светским и церковным авторитетом Табора.
Читать дальше