Йосеф Мацек - Гуситское революционное движение

С этого момента его жизнь становится все более сложной. Сначала в Констанце все шло хорошо, он работал, писал письма в Чехию. Но однажды ночью его отвели в тюрьму. Мужество и там не покидает его. Епископ Отто в сопровождении 170 вооруженных людей отвез его в лодке в свою крепость Готтлиб. Напрасно просит Гус своих друзей: «Если вы любите бедного Гуса, позаботьтесь, чтобы король приставил ко мне свою стражу или в этот же вечер освободил меня» [67] Tamtéž, str. 258. .

Его призывы тщетны, одна лишь железная камера с ее мертвой тишиной свидетельница его страданий.

Заключенный в темную башню, открытую холодным ветрам, днем и ночью закованный в тяжелые железные кандалы, терзаемый муками голода, он, все еще исполненный надежды, ожидал суда. И только очутившись лицом к лицу с собором, он понял, что его констанцский спор проигран [68] На соборе Гусу вообще не дали говорить, от него требовали только, чтобы он полностью отрекся от своего учения, — Прим. ред. .

Вероломный император Сигизмунд и высшие церковные сановники готовы были погубить всякого, кто подрывал основы их власти и посягал на их привилегии. Вот почему тот бой, в который героически вступил Гус, должен был неизбежно окончиться поражением. Чашу страданий магистра переполнила бесстыдная клевета на него со стороны его бывших друзей, которые состояли на службе у императора и церкви.

В продолжение долгого суда решался один вопрос — удастся ли церкви поставить на колени мятежного магистра или он, выдержав физические мучения, устоит также и перед душевными муками. И то, что Гус не отрекся от своей правды, доказывают слова, которые он бросил в лицо всему собору, передавшему его как еретика в руки светской власти: «Я стою перед судом божьим, который будет судить и меня и вас по делам нашим» [69] V. Novotný, M. Jan Hus, II, str. 428. . Оставалось всего несколько дней до казни. Полный смирения, Гус вспоминает в темнице всех своих знакомых, родных, все счастливые минуты, проведенные в Чехии, вспоминает всех своих земляков, к ним обращается он в своих последних письмах. Он призывает их жить в единении и согласии и остаться верными тем идеям, которые они когда-то разделяли с ним. Он обращается ко всем слоям общества: «Молю панов милостиво относиться к беднякам и обращаться с ними по справедливости. Молю горожан честно вести торговлю. Молю ремесленников верно вести свое дело и пользоваться его плодами. Молю слуг верно служить своим господам и госпожам. Молю магистров, чтобы они, ведя праведную жизнь, верно учили своих учеников, а главное, любили бога, учили во славу его и на процветание общества и во имя своего спасения, а не ради корысти или ради мирского возвышения. Молю студентов и всех учеников слушаться своих учителей и следовать им во всех их добрых начинаниях и усердно учиться во славу божию и на спасение свое и других людей» [70] V. Novotný, M. Jana Husa korespondence, str. 269–273. .

Среди этих размышлений о родине застал его день 6 июля 1415 года. Его вывели из тюрьмы. Лишенный сана священника, с колпаком еретика на голове, он шел по Констанцу и пел дорогой духовные песни.

О последних минутах жизни магистра Яна мы знаем благодаря Петру из Младеновиц, который присутствовал при мученической смерти вифлеемского проповедника: «А место, на котором он был замучен, было нечто вроде луга среди садов констанцского предместья. Итак, сняв с него верхнюю черную одежду, в рубашке, крепко привязали его веревками в шести местах к какому-то толстому бревну, руки скрутили назад и, заостривши бревно с одного конца, воткнули его в землю, а так как лицо Гуса было обращено к востоку, некоторые стоявшие тут сказали: «Поверните его лицом на запад, а не на восток, потому что он еретик».

Так и сделали. Он был привязан к этому бревну за шею черной закопченной цепью, на которой какой-то бедняк вешал свои котелки на огонь. И увидев эту цепь, он сказал палачам: «Господь Иисус Христос, мой милый искупитель и спаситель, был связан за меня более жесткими и тяжелыми путами, и я, бедный, не стыжусь за его святое имя быть привязанным этой цепью». А под ноги положили ему две вязанки дров, а на ногах у него были башмаки и одна колодка. Обложили его со всех сторон этими дровами, вперемежку с соломой, близко к телу, до самого горла. А до того как поджечь, подъехали к нему имперский маршал Гаппе из Попенгейма и с ним сын Клема, увещевая магистра отречься от своего учения и проповедей и подтвердить это присягой. А магистр Гус, подняв глаза к небу, торжественным и ясным голосом ответил: «Бог мне свидетель, я никогда не учил и не проповедовал всего того, что несправедливо приписали мне, использовав лжесвидетелей; первой мыслью моей проповеди, учения и писания и всех моих прочих поступков было желание спасти людей от греха. За эту правду закона божьего и толкований святых и ученых мужей, которой я учил, о которой писал и которую проповедовал, хочу сегодня с радостью умереть». Услышав это, маршал с сыном Клема хлопнули в ладоши и отъехали от него прочь. И тогда палачи подожгли костер. А магистр высоким голосом запел: «Христос, сын бога живаго, помилуй нас!» И во второй раз: «Христос, сын бога живаго, помилуй меня!» А когда он в третий раз хотел запеть, поднялся ветер и направил пламя ему в лицо. Итак он умолк и, молясь про себя, испустил дух. А перед тем как умереть тихо шевелил губами и качал головой, как человек, который скороговоркой три раза произносит «Отче наш» [71] Petra z Mladoňovic Pašije Mistra Jana Husi, FRB, VIII, str. 142 n. . Прах Гуса был брошен в Рейн, чтобы и воспоминания не осталось о «скверном еретике».