Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Гипотеза о самостоятельном возникновении сначала Софийской Первой летописи, а затем Новгородской Четвертой должна подразумевать возможность утверждения о том, что текст Софийской Первой в известиях, общих с Новгородской Четвертой, должен быть всегда полнее и менее подверженным искажениям, чем текст Новгородской Четвертой. Тем не менее Г.М. Прохоров и А.Г. Бобров не уделили должного внимания доказательству данного тезиса [224]. Наоборот, остается неопровергнутой аргументация Я.С. Лурье, показавшего, что Софийская Первая и Новгородская Четвертая летописи имеют между собой различные чтения в одних и тех же статьях, что может быть только в том случае, если редакторы и составители обеих летописей пользовались одним общим источником-протографом [225]. Поэтому представляется, что дискуссия вокруг гипотетического Новгородско-Софийского свода далека от завершения. При этом изложенные соображения относительно взаимосвязи Софийской Первой и Новгородской Четвертой летописей не дают оснований отказаться от гипотезы Я.С. Лурье, развившего предположения А.А. Шахматова.

В то же время в свете научных изысканий последних лет датировка Новгородско-Софийского свода как 1448 г., так и 1434–1437 гг. уже не может удовлетворять. Представляется, что соответствующим действительности является отнесение времени составления протографа Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописей к концу 10-х гг. XV в., предложенное А.Г. Бобровым в его более ранней работе «Из истории летописания первой половины XV в.», когда исследователь еще не отказался от признания факта существования Новгородско-Софийского свода. Тогда А.Г. Бобровым в качестве возможной даты создания свода назывался 1418 г. В пользу такого мнения говорят следующие факты: 1) списки старшей редакции Софийской Первой летописи заканчиваются именно 6926 г.; 2) в списках младшей редакции Софийской Первой статьи в части за 1418–1428 гг. практически не совпадают с Новгородскими Карамзинской и Четвертой летописями; 3) некоторые записи в Новгородских Четвертой и Карамзинской, а также Софийской Первой летописи младшей редакции после 1418 г. текстуально не соотносятся; 4) за 20–40-е гг. XV в. в летописях Новгородско-Софийского цикла летописные сообщения вообще фактически отсутствуют; 5) идеологическая направленность Новгородско-Софийского свода — неприятие междоусобицы князей-братьев и одобрение решительных антитатарских действий — соответствовала также и ситуации конца 10-х гг. XV в. [226]

Итак, мы пока не можем согласиться с мнением, отрицающим существование Новгородско-Софийского свода, ставшего протографом для целого ряда летописей. Этому противоречит наличие в Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях статей, общих по содержанию, но не идентичных друг другу. Некоторые чтения Новгородской Четвертой не могут быть возведены к Софийской Первой и наоборот. Происхождение подобных статей может быть объяснено только наличием общего протографа названных летописей. Что же касается датировки Новгородско-Софийского свода, то наиболее верной представляется версия А.Г. Боброва, называвшего 1418 г.

Мы коснулись вопроса о времени составления Новгородско-Софийского свода не случайно. Выяснение даты его создания имеет непосредственное отношение к истории псковского летописания. Если мы признаем, что Новгородско-Софийская компиляция была создана в 1418 г., то есть основания полагать, что псковский источник, использованный ей, был составлен до этого времени, то есть не позднее начала XV в. (в свою очередь, проведенный нами текстологический анализ псковских известий в Новгородско-Софийском летописании показывает, что их перечень не выходит за рамки XIII–XIV вв., что косвенно может объясняться привлечением их ранее середины XV в.). В таком случае, во-первых, еще раз подтверждается высказанное нами мнение о том, что по крайней мере статьи, рассказывающие о событиях во Пскове, произошедших в 1437 и 1425 гг., помещенные в Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописях, — не псковского, а местного происхождения. И во-вторых (и это особенно важно), факт окончания какого-то этапа летописной работы во Пскове оказывается не позднее первого десятилетия XV в., что свидетельствует о существовании псковского летописного источника, доходившего до времени более раннего, чем предлагаемые В.К. Зиборовым 30-е гг. XV в. Отсюда можно сделать вывод о том, что открываются новые перспективы для изучения раннего летописания Пскова, возможно даже XIV в.