Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Во-вторых, В.И. Ставиский полагает, что южнорусские известия попали в псковский свод (и далее в псковские летописи) из Новгородской Первой летописи старшего извода особой редакции [254]. С этим вряд ли можно согласиться, поскольку сомнительно, чтобы подобные сведения были опущены сразу в трех реально дошедших до нас летописных памятниках Новгорода — Новгородской Первой старшего извода, Новгородской Первой младшего извода, Новгородской Четвертой, а также Софийской Первой летописи. Известно, что Новгородская Первая летопись старшего извода особой редакции отразилась в летописях, восходящих к Новгородско-Софийскому своду (Новгородской Четвертой и Софийской Первой), и в Новгородской Первой младшего извода, дополнительно повлияла на Новгородскую Четвертую, и в то же время некоторые ее чтения не имели аналогов в Новгородской Первой летописи по Синодальному списку [255]. Иначе говоря, если принимать в данном случае точку зрения В.И. Ставиского, мы должны будем признать, что оригинальные сведения южнорусского происхождения, имевшиеся в Новгородской Первой летописи особой редакции, независимо друг от друга были сокращены составителями или редакторами Новгородской Первой старшего извода, Новгородской Первой младшего извода, Новгородской Четвертой и Софийской Первой летописей, что просто было невозможно.

В-третьих, В.И. Ставиский считает, что определяемый им южнорусский источник (то есть Киевская летопись 1239 г., продолженная записями до 1250 г.) был идентичен южнорусскому своду, отразившемуся в Ростовском владычном летописании после редакции второй половины XIII в. (до 1276 г.), Новгородской Первой летописи старшего извода, а также в более первичном виде — в Московском своде 1479 г. и Ермолинской летописи (а вероятно, и в их протографе) [256]. Однако южнорусских известий, сходных с известиями Псковских Первой и Третьей летописей, в указанных летописных сводах мы не находим. Более того, в отношении Новгородской Первой летописи старшего извода установлено, что ее южнорусским источником была непосредственно Киевская летопись (по В.Т. Пашуто — 1238 г.), и в Новгородской Первой старшего извода после 1238 г. сообщений о событиях в Южной Руси вообще нет [257]. Южнорусский источник, использованный в псковских летописях, по крайней мере в части за 1239–1250 гг., был отличен от Галицко-Волынской летописи, отразившейся в Ипатьевской и сходной с ней летописи, южнорусские статьи которой попали в Московский свод 1479 г., Ермолинскую летопись и Ростовское владычное летописание второй половины XIII в.

В-четвертых, Новгородская Первая летопись особой редакции, или «Софийский Временник» по А.А. Шахматову, — это всего лишь гипотетический летописный свод, призванный облегчить задачу объяснения ряда трудновозводимых к какому-либо из известных письменных памятников новгородских известий Софийской Первой и Новгородской Четвертой летописей. Если при этом обратить внимание на точку зрения исследователей последних десятилетий о составлении «Софийского Временника» еще в XII в. [258], что кажется весьма правдоподобным, то, следовательно, этот предполагаемый особый новгородский свод не мог содержать в себе южнорусские известия за XIII в.

Итак, мысль В.И. Ставиского о привлечении в псковские летописи южнорусского источника посредством особой версии Новгородской Первой летописи старшего извода не может быть нами принята. В то же время вывод В.И. Ставиского о существовании особой южнорусской летописи редакции 1250 г., в основе которой лежала Киевская летопись 1238–1239 гг., продолженная оригинальными записями после 1238 г., кажется заслуживающим внимания. Когда же южнорусский материал был включен в состав Псковских Первой и Третьей летописей — в середине XV в. или, может быть, ранее?

Вновь обратимся к тексту псковских летописей. В первую очередь отметим, что южнорусские известия имеют четкую привязанность к хронологической сетке. Расчет лет в части, начинающейся со слов «от крещения Рускаго» и являющейся оригинальной записью, содержащейся только в псковских летописях, помещен под 6497 (989), 6732 (1224), 6738 (1230), 6747 (1239) и 6749 (1241) гг. в Псковской Первой летописи и под 6497 (989), 6732 (1224), 6738 (1230) и 6748 (1240) гг. в Псковской Третьей [259]. Из хронологической сети узнаем о таких событиях в Южной Руси, как второе перенесение в Киев мощей Бориса и Глеба, взятие Киева половцами, Калкская битва, взятие Батыем Киева в 1240 г. Появление хронологической сетки должно было, как предположил В.С. Иконников, придать местному своду, имевшему в своей основе отрывочные известия, более полный и связный вид, соединить путем у становления хронологии разрозненные записи [260].