Владимир Михайлов - Ночь черного хрусталя

- Это и неудивительно, - сказал Граве. - Мы, намуры - народ работящий, тихий, законопослушный; кроме того, мы живем на этой земле столько, сколько себя помним. Фромы же появились тут каких-нибудь четыреста лет назад; это пришлый народ, работают спустя рукава, зато любят повеселиться, да… Не возьмусь утверждать, что мы с ними всегда ладим. Но чтобы дело дошло до такого… - Он пожал плечами. - Нет, все было тихо, мирно… Так что если вы подозреваете, что у нас возникли какие-то столкновения на этой почве, то наверняка ошибаетесь…

- Намуры и нас, иностранцев, не очень любят, - сказала Ева. - Но в действиях это, насколько могу судить, никогда не проявлялось. Я всегда чувствовала себя тут спокойно, как и во всякой цивилизованной стране. Теряюсь в догадках…

- Вот вы оба, - сказал Милов, - были свидетелями, даже участниками этого… назовем его инцидентом - в поселке. Наверное, ведь люди, ворвавшиеся к вам, не были предельно молчаливыми; что-то же они говорили, даже кричали, может быть. А вот что?

- Нет, конечно, они вовсе не молчали, - подтвердила Ева. - Один из тех, что вторглись в дом моего приятеля, сказал мне очень даже выразительно: «А ты, цыпка, сейчас сделаешь ножки циркулем». А другой добавил: «Получишь массу удовольствия, ручаюсь».

- Гм, - неопределенно сказал Милов. - Ясно, однако не совсем на тему. А что слышали вы, господин Граве?

- Ну, я не возьмусь передать дословно, я, признаться, был достаточно взволнован, чтобы… Но смысл был примерно таков: всмятку все умные головы, погодите, мы вам еще не такое покажем, убийцы очкастые… Да, нечто подобное. Были и другие выражения, но они - не для женского слуха.

- А вот это уже ближе к сути дела, - сказал Милов. - Ведь Намурия, господин Граве, страна промышленная, не так ли?

- О, да! - ответил Граве, и в голосе его прозвучала гордость. - Наши изделия известны во всем мире. Наша электроника, наша химия - мы успешно конкурируем с Америкой, Японией, Германией…

- И природа при этом гибнет, - закончил за него Милов.

- Что верно, то верно, - сказала Ева. - Найти зеленое местечко стало почти невозможно. А даже я еще помню…

- Вам легко говорить это, доктор, - Граве, казалось, несколько обиделся. - А что творится у вас дома?

- Бордель, - сказала Ева. - Но мы спохватились раньше вашего. Уже почти во всех штатах приняты законы… Как и у вас, Дан, по-моему…

- Ну, у нас принятие законов - фактор скорее тревожный, - усмехнулся Милов. - Мы ничего не умеем так хорошо, как обходить законы, и если до их принятия нарушаем правила кое-как, то после - начинаем делать это уже профессионально. Правда, я уже некоторое время не бывал дома, и что там сегодня - могу только представлять…

- Все путешествуете, - сказал Граве.

- Все путешествую, - подтвердил Милов.

- У вас же, Ева, насколько я понимаю, просто сильно возросли цены на убийство природы - как охота на львов стала обходиться дороже, когда их осталось мало. Цены возросли, но охота не прекратилась. Ну, а тут, в вашей стране, господин Граве…

- У нас, - сухо проговорил Граве, - происходит то же, что и везде. Мы вовсе не желали и не желаем отставать от уровня цивилизации. Да, конечно, издержки, но наше демократическое общество успешно протестует. Партия Зеленых - вам о ней, разумеется, известно, - уже прочно утвердилась в парламенте и активно действует. Наши молодые защитники природы предприняли у берегов Новой Зеландии…

- А, ну, это, конечно, колоссально, - согласился Милов. - Судьба Новой Зеландии, безусловно, должна волновать вас безмерно. Ну, а на берегах вот этой реки - Дины, кажется, я верно назвал, - что они сделали?

- Я полагаю, немало, - сказал Граве. - В частности, даже Научный центр вынужден платить немалые штрафы…

- Все верно, - согласился Милов. - Зелень исчезает в природе, но вместо зеленых листьев возникают зеленые бумажки на банковских счетах. Вы никогда не пробовали приготовить салат из двадцатидолларовых бумажек? Свою валюту я не предлагаю, у нас зеленые только трешки, их нужно очень много, чтобы насытиться. Хотя из пятидесятирублевых, пожалуй, можно варить неплохие щи.

- О, щи! - сказала Ева. - Экзотика!

- Бросьте, Ева, - сказал Милов. - Экзотика - это когда в магазинах полно всего, а когда жрать нечего - это как раз не экзотично. Да не об этом речь. Скажите: вот то, что происходило и в поселке, и, видимо, тут, на дороге, и может быть, сейчас творится еще где-нибудь - не могло ли все это произойти как реакция на уничтожение природы: не скажу - безнаказанное, нет, но пока что неостановимое? Понимаете ли, если убийца ближнего вам человека осужден на пожизненное заключение или даже приговорен к смерти - разве убитый воскресает? Разве возмещается ваша потеря? Почему в вашей стране, Ева, в свое время существовал суд Линча, а у нас - так называемый самосуд? Потому что или не было судебной власти, или на нее не надеялись. Так сказать, прямое, волеизъявление жителей. И для того, чтобы оно возникло, порой достаточно бывает одного единственного события, даже не самого важного…