Владимир Михайлов: Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой]

Владимир Михайлов принадлежит к плеяде известнейших фантастов России. Его творчество уже несколько десятилетий неизменно привлекает внимание читателей. Трилогия «Капитан Ульдемир» (премия «Аэлита» 1991 г., Беляевская премия 1994 г.), роман «Дверь с той стороны», повести «Особая необходимость», «Люди Приземелья», «Исток», «Не возвращайтесь по своим следам», «Стебелек и два листка», «…И всяческая суета», многочисленные рассказы — признанная классика отечественной НФ.

В новую книгу В. Михайлова вошли образующие дилогию повести «Ночь черного хрусталя» и «Восточный конвой» — своеобразный сплав политического детектива и фантастического боевика. В первой повести главный герой дилогии, агент Интерпола Даниил Милов, расследуя дело о контрабанде наркотиков, оказывается в эпицентре экстремистского переворота. В «Восточном конвое» Милову поручено разобраться в загадочных событиях, происходящих на территории некоего суверенного государства, возникшего после распада Советского Союза…

— Доктор Рикс! Срочно — город! ОДА!

Женщина выхватила из кармана халата плоскую коробочку коммутатива. Нажала кнопку.

— Доктор Рикс? — Голос в коробочке казался сплющенным. — Снова ОДА! Девочка, роды проходили нормально…

Женщина опустила веки — может быть, чтобы никто не увидел в ее глазах отчаяния. Но голос ее в наступившей мгновенно тишине прозвучал спокойно, почти безмятежно, как если бы ей сообщили — ну, что лампочка в прихожей перегорела, например; только свободная рука непроизвольно сжалась в кулак:

— Что же вы предприняли?

— Сразу же, по инструкции, дали кислород. Затем…

Она слушала еще несколько секунд.

— Пока дышит нормально. Однако…

Она перебила:

— Готовьте к перевозке. Сейчас к вам вылетит вертолет.

— Доктор, хотелось бы… Видите ли, ее отец — Растабелл.

Она знала, кто такой Растабелл.

— Не волнуйтесь, все будет отлично.

Рука с коммутативом медленно опустилась, бессильно повисла, но лишь на секунду.

— Доктор Карлуски, разрешите…

Он кивнул головой с узким, морщинистым лицом.

— Разумеется, доктор Рикс. Я уверен это вчерашний выброс; следовало ожидать…

На несколько мгновений выдержка изменила ей:

— Шесть наших обращений к этому их правительству, шесть успокоительных ответов — и все на бумаге, только на бумаге… В конце концов, это же их дети, а не мои!

— Ну, что вы, — сказал доктор Карлуски, стянув морщины в улыбку. — Правительства всегда бездетны. Хорошо, что у нас еще есть гермобоксы.

— Еще три, — ответила она уже в дверях. — Что будет потом — не знаю…

— А кто знает? — сказал доктор Карлуски ей вслед.

Что будет потом, не знал никто. Ни здесь, в Международном Научном Центре ООН, располагавшемся в уютном (по привычке его продолжали считать уютным) уголке Европы, в Намурии, ни, пожалуй, во всем мире.

Правда, не было уже той растерянности, что сопутствовала первым подобным случаям сперва вовсе непостижимым, потому что младенцы рождались вроде бы совершенно здоровыми, были они доношены, выходили правильно, не было ни удушения пуповиной и никаких других бед из числа тех, что подстерегают еще не родившегося. Вскрытия показывали, что дети были совершенно нормальными — только их крохотные легкие выглядели как бы сожженными если не кислотой, то удушливым газом. Ведь ничего, кроме воздуха, каким все дышат, не содержалось в родильных залах. Все дышат, а эти вдруг не захотели: один, другой, третий, четвертый — и, как говорится, пошло. Не только в Намурии, хотя небольшая страна эта оказалась одной из первых, и не только в Европе. Другая закономерность, правда, прослеживалась: чем ближе к большим промышленным районам, тем чаще такие случаи происходили, потому что тем меньше оставалось в этих местах того, чем можно дышать. Отказ Дышать в Атмосфере — вот что такое ОДА.