Реймон Арон - Опиум интеллектуалов

В Соединенных Штатах пролетариат настроен по-другому. Рабочие организации требуют и добиваются бо́льших реформ, чем в Европе, которая держится за социальную помощь или социализм. Лидеры масс удовлетворены своим местом, предоставляемым им действующим режимом, а сами массы не стремятся ни к другому обществу, ни к иным ценностям. Единодушие по поводу «свободного предприятия», конкуренции, смены элит не означает, что американская действительность согласуется с этими идеями больше, чем обязательное обучение марксизму-ленинизму обеспечивает соответствие российского общества официальной идеологии.

Таким образом, двигаясь различными путями, непосредственно или с помощью полиции, две великие державы подавили возможность идеологических дискуссий в среде рабочих, принуждая к единодушному присоединению к принципам гражданства. Дискуссия носит патетический характер в странах третьего мира, которые не полностью осознают, к какому лагерю они принадлежат; они слишком честолюбивы, чтобы признать свою зависимость от факта, слишком горды, чтобы признаться себе, что внутреннее диссидентство пролетариата вызывает национальное поражение раньше, чем приговор истории; загипнотизированные могуществом, которое распространяет террор, это пленники географии, которая терпит оскорбления и делает невозможным бегство.

При явном парадоксе распространение подобной технической цивилизации по планете придает особый характер проблемам, которые сталкивают в наше время различные нации. Политическое сознание нашей эпохи искажено непониманием этих особенностей.

Либеральная, социалистическая, консервативная и марксистская идеологии – наследники того века, когда Европа уже знала множество цивилизаций, но не сомневалась в универсальности своего послания. Сегодня на всех широтах возникают заводы, парламенты, школы, приходят в движение народные массы, власть берут интеллектуалы. В результате Европа побеждает и уступает свою победу и мятеж своим рабам, колеблется признать, что ее идеи завоевали мир, но не сохранились в той форме, в которой они существовали в дискуссиях в учебных заведениях и на форумах.

Пленники марксистско-ленинской ортодоксии, интеллектуалы Востока не имеют права утверждать очевидные факты: индустриальная цивилизация имеет многочисленные свойства, среди которых ни история, ни разум не принуждали к радикальному выбору. Западные интеллектуалы иногда сомневались в признании противоположного смысла: без свободы поиска, без индивидуального предпринимательства, инициативного духа торговцев и промышленников эта цивилизация, может быть, и не возникла бы. А нужны ли те же самые добродетели, чтобы воспроизводить или развивать эту цивилизацию? Странный век, в котором можно совершить путешествие вокруг Земли за сорок восемь часов, но в котором главные действующие лица драмы вынуждены, на манер героев Гомера, издали обмениваться оскорблениями.

Индия не может брать пример ни с сегодняшней, ни с Европы 1810 года. Предположим, что доход на душу населения и распределение трудовых ресурсов в Индии 1950 года были такими же, как в Европе полтора века назад, а фазы экономического развития не будут однородными. Индия заимствует технические новинки, вместо того чтобы изобретать их, она получает идеи, приемлемые для лейбористской Англии, она использует рекомендации современной медицины и гигиены. Рост населения и развитие экономики в Азии ХХ века не будут соответствовать Европе XIX века.

Выделяя подробности экономической и политической эпохи, стоит обратить внимание на то, что политика восточных стран также зависит от собственных традиций каждой нации, каждой культурной сферы. В свободном мире диспуты проводятся по горячим следам. На первом этапе создается система институтов, которая на Западе стала завершением демократического творения. В XIX веке в Париже законным образом заявили о всеобщем избирательном праве и парламентском суверенитете. Веками государство упрочивалось монархией, а нация выковывалась общественной жизнью. Класс интеллектуалов, увлеченный состязаниями в красноречии, стремился влиять на власть. Жители Запада были правы, когда верили, что их парламенты – расположенные амфитеатром или имеющие прямоугольную форму – пройдут по планете таким же победным маршем, как автомобили или электричество. И они были бы неправы, если бы приписывали идеологиям, прославляющим эти институты, универсальное значение.