Не успела подумать, как снова ожгло лицо и шею, словно кто прыснул муравьиной кислотой. Это священник опять зацепил взглядом. Он что, мысли чужие умеет читать? Смутилась, прижалась плечом к теплой, обитой узорными реечками стене. Попыталась вникнуть в то, что старался донести до прихожан его вкрадчивый голос.
– Сегодня мы празднуем день Святой Троицы. Святая Троица – Отец, Сын и Святой Дух – Един Бог, не три Бога, Един по Существу, но Троичен в Лицах. Но потому как Бог исполнен любви и Сам есть Любовь, то Он преклоняется Миру и творит Мир, поэтому Священное Писание говорит: «В начале… Дух Божий носился над водою…»
И вдруг замолк. Бледное лицо пошло бордовыми пятнами. Слова забыл, что ли? В церкви воцарилась такая тишина, что было слышно, как на улице корова звенела привязанным к шее колокольчиком. Из-за двери, что вела к алтарю, донёсся чей-то взволнованный шёпот. Ему подсказывали!.. Наконец он справился с собой и заговорил быстрее, громче, словно хотел этим скрыть свою неуверенность. В чём дело? Почему их появление в церкви внесло такую смуту в его душу? Неужели, правда, где-то встречались? А взволнованный голос между тем будто уговаривал:
– Если Бог есть совершенная Любовь, то и мы должны в доступной нам мере проявлять Любовь к Самому Богу в творении его святых заповедей, в усердной молитве к Нему. Мы должны также проявлять любовь к тем, кто ближе всего к нам, и вообще ко всем, кому мы в состоянии чем-либо помочь и послужить…
Господи! Ему ли говорить про любовь?! Взглянет – будто ужалит… Что он опять замолчал-то? И снова возникла долгая, неловкая пауза. И снова взгляды молящихся в ожидании устремились на проповедника. Праздничное церковное облачение выгодно подчеркивало голубизну его красивых раскосых глаз. Но в этой голубизне не было теплоты. За кажущейся кротостью взгляда таилось такое… И никак было не освободиться от навязчивой мысли, что она где-то уже встречалась с этим человеком. И даже голос его, грудной, убаюкивающий, был ей знаком. Хотя – откуда? Да и мало ли на свете похожих людей?
– Сегодня мы празднуем сошествие Святого Духа на Апостолов Христовых, которое сопровождалось слышимыми и видимыми знаками. Пресвятая Богородица вместе с Апостолами и некоторыми первыми последователями Христовыми сидели в горнице, молясь и ожидая обещанной нашим Господом Иисусом Христом Силы Свыше. Внезапно раздался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого.
Старушка рядом с Натальей снова обернулась, и Люба увидела слёзы на её морщинистом и очень детском лице. Неужели можно так искренне верить во всё это? Хотя, что тут удивительного? Если можно видеть на кровати несуществующего огненного зверька, то почему бы не верить в невидимого Духа Святого?.. Фу, какие кощунственные мысли!.. И чтобы избавиться от них, стала осторожно разглядывать помещение. В косых солнечных лучах янтарная вагонка отдавала золотом, и еще сильно пахло свежей сосной. На подоконниках стояли керамические вазочки с распустившимися берёзовыми ветками. Иконы скорее всего не старинные, а написанные современниками… Никак было не взять в толк, как, на какие средства создается все это в наши-то безрадостные дни. Работницы ее фабрики, обозленные и разуверившиеся во всём, торгуют на вокзале семечками… Вспомнила об этом и снова стало муторно на душе… А напевный голос, который так не вязался с этим отторгающим взглядом, всё вещал:
– И они получили дары Святого Духа. Самый первый дар был дар языков, а затем дар проповедовать Триединого Бога и Воскресение Господа нашего Иисуса Христа. Были ещё и особые дарования, свойственные древней Церкви: скажем, дар чудес. Даже тень проходящего Апостола Петра, когда она касалась какого-либо больного, исцеляла его.
Интересно… Даже тень исцеляла… Как это? Вот бы с ней произошло что-нибудь такое, что заставило бы окончательно поверить в то, что Бог есть, и никогда в этом больше не сомневаться. Только Бог-то себе цену знает. В поддавки не играет. Не приемлет «торгов»: ты докажи – и я поверю! Твоя воля: хочешь – верь, а хочешь – нет. Хотя… Однажды нечто очень странное произошло и в её жизни. Она суеверно никому никогда не рассказывала об этом, даже сестре и дочери. Это была их с Богом тайна…
…Случилось перед самым Новым годом. Вместо зарплаты выдали работникам фабрики изделия: бюстгальтеры, купальники, плавки. Торговать она не умела, да и стыдно ей, главному инженеру, на рынке стоять. Денег оставалось только на хлеб. Муж, Санька, давно глаз не казал. Занять больше не у кого. На рынок пошла не покупок ради, а так, прогуляться. Сколько можно одной дома сидеть? На прилавках перед Новым годом – глаза разбегаются. А на душе до того скверно, хоть волком вой. Подошла к ларьку, где продавали сыр. Свежий! Запах – аж слюнки текут и голова кружится. Но – увы и ах! – в кошельке последняя сотенная, не разбежишься. А так хочется! Господи, если Ты есть, сотвори чудо!.. Тут же себя одернула – нашла, о чем Бога просить! У людей настоящие беды и несчастья, а ей, видишь ли, сыра захотелось. Раз хочется – купи маленький кусочек. Не жалей, разменяй сотенную. А-а! Была не была! – решительно открыла кошелек. Что это? В отделении, где хранились визитки, – три купюры по десять тысяч! Откуда? Не может быть. И сотенная как лежала, так и лежит. Вот это сюрприз! Не удержалась, попросила взвесить полкило. Вот уж точно: «Вороне где-то Бог послал кусочек сыра…» Но все-таки откуда взялись эти деньги? Может, кто долг отдал?.. Да нет, вроде никто у нее уже давно не занимал, сама еле концы с концами сводит. Дочь Нина целую неделю в Петербурге, на учебе. Приезжает только на выходные. Подложить не могла. Милость Божья? Горько усмехнулась. Ну как же! По Божьему веленью, по моему хотенью… А на душе так тревожно стало. Скорее прочь с рынка, не глядя на соблазны. Пришла домой да с ходу в гостиную, как была – в пальто. Села на диван – не отдышаться, словно гнался за ней кто. На кошелек как на чёрта смотрит. Будь что будет. Загляну ещё разок. И заледенела: три новенькие купюры упрямо лежали в отделе визиток! Никогда не крестилась, а тут… Откуда что и взялось. Чтобы унять нервную дрожь, приняла валерьянки. Не помогло. Тогда сонных капель наглоталась. Сморило. Но какая-то неясная тревога, даже страх, не оставляли ещё несколько дней. И самое главное, рассказать никому нельзя. Не поверят, чего доброго, на смех поднимут или, того хуже, подумают – умом тронулась. Да и внутренний голос подсказывал: «Молчи, Любушка! Молчи громче!» Так обычно шептала ей мать, когда в детстве от какой-нибудь маленькой удачи спирало дух и хотелось кричать на весь мир.
Читать дальше