Владимир Мамута - Портрет

– Через десять минут готово будет. Где вы там? Жрать охота… О! Тут Машка ещё сырники завернула…

Средний уже вытирал руки застиранным вафельным полотенцем, когда до нас добрался неповторимый аромат похлёбки, заправленной тушёнкой.

Охотничьи застолья традиционно начинал Средний, почитавшийся в области охоты за профессионала и известного энтузиаста. Началась эта история, когда ему было лет четырнадцать. У нашего отца были ружьё, но к охоте он относился как к забаве и, скорее, поводу собраться с товарищами. Отец был лётчик, и вот отправился он однажды охотиться с товарищами – лётчиками, да и взял с собою меня и Среднего. Старшему тогда уже было, наверное, интересней встречаться с Машей, ну а нам поездка пришлась в самый раз. Всё было прекрасно – будучи аристократами, лагерь лётчики разбили в живописной долине, подальше от болота и комаров, на песчаном берегу реки с чистейшей водой, в которой резвились плотва и краснопёрки. Был тёплый августовский солнечный денёк, с не ранней уже утренней зорькой, да только охота с утра не задалась. Все охотники – человек семь – вернулись с зари пустыми , и, нимало не расстроившись этим обстоятельством, завтракали, весело выпивая и рассказывая разные интересные истории.

Лучший друг отца, штурман, с которым он летал на войне, дядя Вася, как раз рассказывал, почему остался без добычи. Усевшись по-турецки (сейчас бы сказали, «в позе лотоса») на расстеленном одеяле, и держа спину прямо, он, посмеиваясь, сопровождал свой рассказ жестами, как будто бы в руках его было ружьё.

– Стою я, значить, – слово «значит» он говорил именно так, мягко, – как полагается, на позиции. В камышах. В левом стволе четвёрка, в правом троечка, на высокую, значить… Курки, как полагается, на взводе… Солнце не взошло ещё, сумерки… Слышу, над водою крылья свистят, в мою, значить, сторону. Я поворачиваюсь… прикладываюсь… из-го-тавливаю-юсь… Вот, вылететь уже должна. Должна – а, хрен бы её – нету! Куда делась – неизвестно!

– Так и не выстрелил ни разу, что ли? – реагирует кто-то оживлённо, будто от всей души переживает за дяди Васину неудачу.

– Так ни разу и не выстрелил, – почти даже удовлетворённо отвечает дядя Вася, – чёрт их знает, как они здесь летают – свист один!

– Ну, может на вечерней, как положено летать будут! Что не наливает никто? Солнце поднимается – горячую пить придётся…

В этих весёлых сутолоке и гоготе, Средний подошёл к отцу и попросил разрешения сходить пострелять. Отец давал нам раньше пострелять по мишеням, двустволку же, как фронтовик, за настоящее оружие не почитал, и поэтому, наверное, сказав несколько строгих слов в наставление, указал пальцем на ружьё и патронташ. Средний взял двустволку – изящный ИЖ-54, и мы отправились к деревянному мосту через речку, где, у прибрежного куста, была выбрана позиция. Вскоре, как это и бывает днём, метрах в сорока над головою, не меньше, засвистела крыльями стайка крякв, и Средний, ловко вскинув ружьё, снял крайнюю, которая тяжело плюхнулась на траву в прямой видимости от нас. Я исполнил роль спаниеля, притащив добычу. За пару часов ситуация повторилась ещё трижды, с одинаковым результатом.

Похоже, компания видела происходившее, поскольку, когда мы подходили к лагерю, все дружно встали, а отец вышел вперёд, поздравил брата с полем и сказал, что дарит ему свой ИЖ. Только с оформлением, согласно правилам, придётся пару лет подождать. Так и начался охотничий стаж Среднего – в шестнадцать лет, а ранняя слава сделала его энтузиастом, так что наше со Старшим будущее было предрешено, по крайней мере, в части хобби. Старший сдался первым, довольно давно, я же обзавёлся оружием, латунными гильзами, аптечными весами для взвешивания пороха, разными закрутками и прочими причиндалами, относительно незадолго до описываемых событий…

Итак, мы, словно охотники на картине Перова, устроились вокруг клеёнки с ужином. Старший с хрустом отвинтил колпачок бутылки и наполнил стопки. Возникла короткая пауза.

Надо заметить, братья мои не были многословны в речах, и сказанное ими походило на заметки на полях книги, которую каждый из нас пишет от рождения, не зная , удастся ли её перечесть когда-нибудь. Разве что, веря … Поэтому я никогда не знал вполне , как у братьев дела, и что там у них происходит дома или же на работе – скорее чувствовал, потому что когда люди близки, слова теряют значение, и их заменяет множество тонких связей, которым, по большей части, и имя-то не придумано. А если и погружался нежданно в конкретику, оказавшись случайным свидетелям разговора с каким – нибудь сослуживцем, или из весёлого трёпа невесток с матушкой на каком-нибудь семейном торжестве, которые случались часто и без особого повода, понимал – да не важно это всё, так, суета…