Владимир Мамута - Портрет

Нет, конечно матушка не стеснялась высказаться применительно к конкретной ситуации. Скажем, по ходу застолья вздохнёт и скажет, сердито глядя на нас:

– И вот что вы её, проклятую, пьёте до очертенения , можно же выпить – ну рюмочку, ну другую, ну… третью…

Или, когда уже разойдутся по домам старшие дети и внуки, посмотрит, уже печально, на меня:

– Эх, двадцать лет – ума нет и не будет, тридцать лет – жены нет и не будет…

Вроде, намекает, но и не настаивает. В общем, уверен, что происшествие, о котором пойдёт речь, никак не было связано с её инициативой.

Думаю, мои родители придерживались того древнего правила, что гость в доме – от Бога. И хотя, в результате мистического предощущения близящихся перемен… или особого дефекта психики, я с подозрением относился к незнакомым людям, тем не менее, давно привык к возможности явления нежданных гостей, которые иногда могли задержаться в доме не на один день. Впрочем, всегда оказывалось, что это люди вполне достойные – хоть и весьма разнящиеся привычками и чтимыми традициями.

Поэтому, вернувшись однажды с летней субботней прогулки к обеду, я не очень удивился, обнаружив в прихожей какие-то кошёлки, снятую чужую обувь и услышав незнакомые голоса в комнате, служившей, ввиду мизерности кухни, столовой. Из двери комнаты показалась мать.

– Мой руки, и к столу. У нас гости…

Я вздохнул, поскольку, направляясь домой, настраивался почитать только что купленную книжку, а теперь предстояло какое-то время общаться со скорее всего незнакомыми людьми, поскольку родичи давно дали бы о себе знать.

Так и оказалось. Во главе стола, как и полагается, был отец, а на диване расположилась какая-то загорелая, крепко сбитая тётка, лет под пятьдесят, темноволосая, в цветастой кофте и серебряных серёжках, украшенных каким-то зеленоватым камушком. На стуле, напротив неё, сидела румяная девица, с высоким начёсом на выбеленных волосах. Надо сказать, что по отдельности у этой девицы всё было в порядке – ровный нос, большие серые глаза, пухлые губы, маленький подбородок, длинная шея, покатые плечи, ладная грудь, но всё вместе складывалось в какую – то карикатуру из провинциального боевого листка на тему «они мешают нам жить», где неумелый художник, погрузившись в ночные фантазии и, не жалея гуаши из стандартного набора на шесть цветов, создал свою версию образа падшей женщины, рискуя получить по шее от парторга за неуместный натурализм. Девица старалась держать спину прямо и не шевелить головой, видимо опасаясь потревожить свой начёс, поэтому, когда я остановился в дверном проёме для представления, она только скосила глаза в мою сторону и, оставив вилку, спрятала руки под стол.

Мама, уже присевшая на диван рядом со старшею гостьей, встала.

– Вот, знакомься… Это моя… кума Клавы Саниной, Татьяна Николаевна…

– Да тётя Таня просто, – застеснялась Клавина кума.

– А это, – продолжила мать, – её дочка, Валя.

Валя, ещё больше выпрямив спину, хоть это и казалось невозможным, застыла окончательно, и мне стало её немножко жалко, потому что… яркий образ… категорически не совпадал с манерами, выдававшими крайнюю степень смущения. Говорят, что жалость – возможное начало любви, но это был, явно, не мой случай. Я сел на стул напротив отца так, что Татьяна Николаевна и мама оказались по правую от меня руку, а Валя по левую.

– Здравствуйте.

Я не знал, что дальше говорить и принялся наполнять тарелку.

– Ну, предлагаю ещё выпить, – заполнил паузу отец, – ты выпьешь рюмочку?

Я не возражал. Отец налил мне и старшей гостье водки, а мама помогла мне быть вежливым.

– Налей мне и Вале вина немножко. Не возражаешь, Валечка?

– Нет, – раздалось в ответ еле слышно.

Голос был довольно приятным, как и все остальные Валины отдельные составляющие. Я наполнил вином стаканчики из тонкого жёлтого стекла, отец сказал какой-то короткий тост, и все кроме Вали выпили, она же только пригубила. Повисла пауза, заполняемая лишь цоканьем вилок о тарелки. Гостья, похоже, уже слегка захмелела, и ей хотелось поговорить.

– Шура-то, сказала, – кума Татьяна посмотрела на мать, – ты работаешь?

– Работаю.

– Получаешь-то хорошо?

– Пока не очень, молодой специалист…

– Сколько же? – напирала гостья.

– Сто пятнадцать и премия квартальная, двадцать процентов.

– Немного, в городе-то. Ну да, пока в армии служил, да учился… наверстаешь ещё, лишь бы не пил… А пока один, и это ничего…