Владимир Мамута: Портрет

Так вот, добрался младший брат-охотник до дому, и не легко ему в пути было… Смотрит – а там людишки в малиновых кафтанах друг дружку уже перестреляли… Ну, может не окончательно, но и так терпимо… Благородные юристы решили, что пора им, на честно-то заработанное злато-серебро, терема строить, а тут и строители из Турции вернулись, пилы-лопаты в руки взяли. Да и народец тридевятый не так прост оказался – от морока да сглаза очистился… Ну, может, не совсем пока… Но некоторые даже работать принялись. И даже челядь толстоликую из телевизора выперли, чтобы сильно глаза не мозолила… Ну, может, и не до конца ещё…

В общем, стал младший брат снова свои дома рисовать, и жизнь у него потихоньку наладилась, да и царство какое-никакое образовалось вновь. Конечно, не Тридевятое, а только Двунадесятое, но хоть без кубического корня… Правда, перестал младший брат быть охотником, потому как, что за охота без костра, звёзд… и братьев?

Ну что, внучок, поедем завтра на велике кататься?

Полоска вечерней зари медленно остывала за холмом, укрывавшим с запада просторную заболоченную пойму узкой речки, из последних сил пробивавшейся к ещё далёкому Дону через плотные заросли камыша. Из слегка колышущегося от вечернего ветерка, кажущегося, с этого заросшего кустарником низкого берега, бесконечным камышиного поля, кое-где торчали тёмные кроны ив, обозначая редкие островки, на которых мог бы отдохнуть охотник, бродящий в зарослях болотной травы в поисках дичи. Пахло – влажно и терпко…

Я добывал из недр исправно, хотя и не торопливо, дотащившего нас сюда ЛУАЗика банки с тушёнкой, чтобы было из чего приготовить ужин, а Старший пытался разжечь костёр из кривых влажных сучьев, которых успел натаскать целую гору, и которые только и возможно было раздобыть на этом, слава Богу, остававшемся пустынным берегу. Раздолбанный, но честно притворявшийся внедорожником ЛУАЗ-969, недавно раздобыл и собственноручно привёл в относительный порядок Средний, который, несмотря на уже навалившуюся темень, совсем наверное уже непроглядную там, в камышах, всё ещё бродил где-то, отмечая своё присутствие редкими глухими хлопками выстрелов. От будущего костра уже тянуло ольховым дымком, говорят, идеальным для копчения разных вкусностей.

– Может, примус разожжём? – спросил я.

– Конечно… Надо было с собою дрова везти, – старший отвечал отрывисто, между хлёсткими ударами туристского топорика, превращавшими кривые сучья в аккуратные поленца, – на этом мусоре до утра не вскипит… я так, для уюта… был бы дождик, а так… скучно без костра… сейчас подброшу… побольше… чтобы сохли… и раскочегарю…

Портативный примус «Турист» был капризен, и слушался только Старшего.

Млечный путь уже вовсю пылал над нашими головами, и в кастрюле на раскочегаревшимся и гудящем, словно реактивный двигатель, примусе уже закипало нехитрое гречнево – овощное варево, когда мы услышали шорох шагов в скупо поблескивающей от небесного света, влажной от вечерней росы, траве, обернулись, и увидели медленно приближающийся силуэт Среднего, похожий на тёмный провал среди сияющей звёздной пыли, каким изображали чёрную дыру в популярном журнале «Знание – Сила».

– Ну, как?

– Пять кряковых, лысуха и чирок… У вас-то что? – на землю шлёпнулась увесистая связка дичи на «удавках», отстёгнутая от ремня.

– Кряква…

– Две лысухи, на воде взял.

– Ушли рано, лёт после захода начался… Не достал трёх, темно уже было. Утром надо будет посмотреть, я место запомнил…

Средний возился у палатки, сбрасывая амуницию и пристраивая в отрытую засветло яму, где уже лежала наша со Старшим скромная добыча, свои трофеи. Мы, тем временем, завершали сервировку стола, представленного расстеленной на земле потёртой клеёнкой, на которой, в эмалированных и алюминиевых мисках, уже были разложены старательно нарезанные сальце, бело – розовая, как глаза альбиноса, эстонская колбаса, серый хлеб неизвестной породы, купленный проездом в каком-то сельпо , помидоры и лук в обеих его, подземной и надземной, ипостасях. В мерцающем свете кое-как разгоревшегося костра, стол выглядел вполне привлекательным, тем более, что в числе всей этой снеди, лёжа на боку, уже дожидалась своей участи бутылка «Столичной», и как подвыпившие солдаты, стояли неровным рядком стеклянные стопки, отбрасывая на клеёнку прозрачные, подвижные тени.

– На руки сольёте?

Я взял пластиковую канистру с водой и пошёл сливать , а старший тем временем вскрыл широким охотничьим ножом банку с тушёнкой, вывалил её содержимое в кастрюлю и, ножом же, перемешал бурлящую массу.