Array Сборник - «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №1

Старый корпус «последней пристани» калужских стариков до революции принадлежал богатому купцу – меценату Бушманову, что выстроил и нашу больницу. Остатки былой роскоши: потолочная лепнина, узорный, но годами не ухоженный паркет, старинные филёнчатые двери и кованые затворы окон до сих пор украшают второй этаж этого некогда помпезного, а ныне пропахшего запахом человеческой старости корпуса.

Склонившиеся к облупленным окнам старые деревья парка тоже изнемогали от болезней и сухих, грозящих обвалиться на голову прохожего веток. Изнутри же на парк смотрели доживающие свой век больные старики, по большей части люди одинокие или абсолютно ненужные своим родственникам.

В новом корпусе, выстроенном годах в семидесятых по проекту Минсоцобеса, типовом здании из силиконового кирпича, проживают более физически крепкие «обеспечиваемые». Здесь чище, уютнее, почти нет запаха лежачих больных. Просторная столовая, большая амбулатория. Комнаты разные по площади, но с холодильниками, чёрно-белыми телевизорами и ковриками на полах и стенах. Здесь бурлит хоть и «пожилая», но бурная, изобилующая амурными историями и многочисленными сплетнями жизнь. Дирекция и «персонал», как со времён Ильфа и Петрова водится в собесах, подворовывают, кто в меру, а кто и поболе.

Вот именно тут мне и предстоит отрабатывать свои три года по распределению. Впрочем, пока я даже доволен, потому что остался в областном городе. Живу не в комнате в общежитии, а в отдельной «одиннадцатиметровке» в двухэтажном старом флигеле, который ещё при Бушмановых служил жильём для прислуги. Да и ныне – тем же.

Из окна открывается вид во двор, центр которого перечёркивает длиннющая бельевая верёвка. На ней сушат своё застиранное бельё старушки «из контингента». Как ни выглянешь из окна, обязательно наткнёшься на согбенный силуэт, проверяющий сухость висящих на веревке лифчиков, линялых халатов или рейтуз с начёсом.

Под окном растёт старая груша-дичок, на которую иногда, напившись до чёртиков, Тарзаном взбирается за кислыми плодами шестидесятилетний сосед-туберкулёзник. Когда он не сидит на груше, то кашляет на общей кухне, беспрерывно попыхивая папиросой, и параллельно с обычной нецензурной бранью плетёт из ворованной цветной телефонной проволоки симпатичные хозяйственные корзины на продажу.

Другой сосед, дверь в дверь, молодой техник телеателье Володя, нянчит под громыхание хард-рока своего трёхмесячного сына. В перерывах между композициями «Deep Purple» или «Uriah Heep» слышен многоэтажный мат, которым он укачивает «почему-то» не желающее засыпать дитя.

Недавно я услышал, как в задушевной кухонной беседе с любителем груш Володя посоветовал туберкулёзнику: «Мементо мори [9]».

Позже, поинтересовавшись у молодого папаши, что именно он посоветовал, обращаясь к мастеру плетения корзин, услышал воистину ошеломляющий ответ: «Ну как же ты не знаешь, это по латыни – «лови момент»!

Работа в Доме престарелых спокойная, не сказать скучноватая. Больные лечатся годами, рутинный приём и покомнатные обходы по часам, стереотипные истории болезни, знакомые лекарства. Две молоденькие, только после медучилища медсестры работают в амбулатории старого «бушмановского» корпуса. Как и я, они отрабатывают по распределению.

Я же врач в «силиконовом» корпусе. Старшая медсестра Домна Виссарионовна служит здесь, наверное, со времён знаменитого калужанина Циолковского. Ага! Ей уже где-то за сорок, а может, и под пятьдесят. Смешливая и абсолютно безобидная тётка. Но самый высший профессиональный пилотаж Домны – ставить банки. В остальном – каменный век.

Есть и вторая медсестра, Лена, высокая красивая девушка. Несколько портят красоту без вкуса подобранные очки в роговой оправе и… намечающийся «животик».

Стоп! К её «животику» я отношения не имею. Лена «подзалетела» ещё до меня! Живёт одна, аборт делать не планирует, хочет растить ребёнка сама.

Большую часть дня медсёстры просиживают в процедурной, раскладывая лекарства и перемывая косточки всей Калуге. Сегодняшний день – не исключение. Дверь в процедурную настежь. Домна сидит на кушетке, Лена – на стуле. А в углу, около письменного стола стоит… Оля. Моя Оля – из детства!

Я в полной растерянности:

– Оля?

Молодая круглолицая девушка с огромными голубыми глазами, прямыми волосами-каре цвета спелой пшеницы.

– Оля, как ты меня нашла?

Девушка смутилась, щёки запунцовели, ответила тихо: