Array Сборник - «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №1

Я, естественно, плевать хотел и на актив, и на выговор. И прямо сказал об этом директрисе.

– Ты не наш, ты чужой! – ответила она.

Что имелось в виду, я до сих пор не понимаю. Но моё

«дело» ушло «наверх» – на рассмотрение Коллегии Областного отдела соцобеспечения.

Как по мановению волшебной палочки посыпались письменные жалобы от обеспечиваемых. От тех, кто ещё месяцем раньше писал мне благодарности.

И снова вечер, снова мой кабинет, только другой – уже в старом корпусе. Снова стук в дверь. Снова входит Алла. Всё как в тот, первый раз. Я запираю за ней массивную дверь на ключ.

– Директриса всё сообщила родителям мужа. Ни он, ни свекровь со мной не разговаривают. Меня даже не подпускают к ребенку.

Плачет.

Главное, что всё это сплетни. После того поцелуя между нами вообще ничего не было, если не считать вечерних провожаний, разговоров и стихов.

Громкий стук в дверь.

Делать нечего, открываю.

В коридоре – весь «актив». Блюдут неусыпно.

Алла опрометью бросается вон. «Актив» возмущён. Я медленно собираю свой портфель и через расступающийся передо мной персонал выхожу из кабинета. На ходу бросаю в сторону директрисы:

– Ваша взяла, я увольняюсь.

Послесловие

Вот и всё. Скрипучий платяной шкаф, доставшийся мне от бывших жильцов, пуст. Из вещей у меня – лишь огромный кожаный чемодан, привязанный к «каталке» на колёсиках.

Сам себе говорю:

– Присядем на дорожку.

Спускаю неподъёмный чемодан через лестничный пролёт к выходу. Запираю комнату, единственный ключ забрасываю в подтаявший сугроб.

Спускаясь к такси по расчищенной, скользкой от оттепели снеговой тропинке, краевым зрением замечаю, как шелохнулась и отошла в сторону занавеска в процедурном кабинете.

Алла прикладывает обе ладони к весеннему «плачущему» окну и провожает уходящего прочь меня. От стекающих по оконному стеклу капель кажется, что это плачет она. Обо мне.

Прощай…

– Дальше забыл! Ну, всё равно, как-то так.

Алла смеётся. Щёки разрумянились, глаза, кажется, ещё синее, чем обычно. Показывает рукой в пуховой варежке:

– Сворачиваем сюда, в переулок.

– Куда мы идём? Ведь твой дом на Пушкина, а это в другую сторону.

– Здесь недалеко. Мне дочку из яслей надо забрать.

– Дочку так дочку.

И вправду недалеко. И улица имени не менее великого русского писателя – Достоевского.

Алла выкатывает из ворот яслей санки с алюминиевой спинкой. На них важно восседает маленькое существо, закутанное в кроличью шубу, шарф и одеяло. Санки останавливаются прямо передо мной. Сверкающие в свете уличных фонарей снежинки нежно опадают вокруг.

– Как зовут это чудо?

– Олька, – отвечает Алла.

Олька. Оля. Оленька…

Морозы пошли на убыль. Вот и начало апреля. Скоро весенняя капель.

А обитель стариков бурлит слухами. Одни говорят, что Алла вот-вот разведётся с мужем и уйдёт к молодому врачу. Другие зудят, что их Дом престарелых превратился в «гнездо разврата». Меня уже перевели работать в старый корпус. Чтобы не совращал молодых медсестер, со мной вместе перевели и Домну, а молодежь ушла в «силиконовый».

Новая директриса «заведения», бывшая завотделом Об-лсобеса, уже вызывала меня «на ковёр», выясняла, действительно ли между мною и Аллой что-то есть. Предупредила, что родители мужа Аллы – какие-то влиятельные «шишки» в обкоме партии. Я разозлился, послал директрису открытым текстом. Та тоже не лаптем щи хлебает, срочно собрала актив, в который, кстати, входит и Алла. Меня песочили битый час «за хамство, проявленное по отношению к начальству», при мне же голосовали (единогласно, разумеется) за «вынесение с занесением» за «нарушение субординации».

Я смотрел, как Алла нерешительно поднимала руку «за». Директриса смотрела то на меня, то на неё.

Я, естественно, плевать хотел и на актив, и на выговор. И прямо сказал об этом директрисе.

– Ты не наш, ты чужой! – ответила она.

Что имелось в виду, я до сих пор не понимаю. Но моё

«дело» ушло «наверх» – на рассмотрение Коллегии Областного отдела соцобеспечения.

Как по мановению волшебной палочки посыпались письменные жалобы от обеспечиваемых. От тех, кто ещё месяцем раньше писал мне благодарности.