Евгения Ляпота - Жизнь, полная одуванчиков

Эти мысли глубоко меня печалили и в своей новой комнате я заплакала. У меня было природное чутье или дар видеть жизнь такой, какая она есть, а не такой – какой нам навязывают наши господы, хотя я и считаю это своего рода проклятьем. Я даже стала завидовать тем пятинцам, которые ничего не понимают, а живут своей пустой жизнью, а таких пятинцев было преимущественно больше, а те что и были не довольны чем-либо, все равно не выделялись умом и сообразительностью, ведь у них не было, подобно мне ни отца, ни Лори, которые бы им внушали тягу к жизни и жизни полноценной, но тогда я ещё не понимала зачем это все. На тот момент горячо плакала, мне было ужасно страшно, всю ту ночь до церемонии не сомкнула глаз и мой вид на следующее утро был ещё хуже прежнего, а ведь я и так не отличалась красотой, но почему-то мне показалось, что госпожа даже была этим довольна.

На утро ко мне без стука вошла вновь эта бледная женщина, которая только добавила моего страха, она помогла мне одеться, на тот момент я бы сама этого и не смогла сделать, все мои чресла тряслись от ужаса. Я ничего толком не понимала про сексуальные отношения мужчины и женщины, незадолго до церемонии, отец принес мне книгу, в которой были описаны данного рода отношения, но почему-то мне было стыдно читать книгу, и я не осилила ее, мне и тогда было ужасно дико и страшно, что надо пройти через это, учитывая тот факт, что при первом таком союзе присутствовало уж очень много зевак, как пояснил отец, чтобы они могли убедиться, что я девственна и что ребенок будет именно от того партнёра, что мне выбрали и что сам акт действительно был. Хотя на мой взгляд – это просто извращённое действо для самоутверждения себя, как господ, и ужасная форма проявления неподдельного удовольствия наблюдать за мучениями своих рабов. Хотя слово раб было говорить запрещено, считалось, что мы обладаем правами и то, что мы отдаем себя господам и есть наши права, мы просто пятинцы по рождению и никто в этом не виноват. Как крепостное право было смягченным вариантом рабства, так понятие пятинец было более «мягким» понятием крепостного права. Как ни называй, суть не меняется.

Выйдя из моей новой комнаты, я проследовала по длинному темному коридору за бесцветной женщиной (так решила ее называть). Она остановилась напротив двери, сказала, что мы пришли и велела мне заходить, а сама поплелась далее по коридору, который, наверное, нигде не заканчивался и по всей его длине, то и дело были двери, ведущие непонятно в какие комнаты, но сейчас для меня ничего это не имело значения, я молилась непонятно кому лишь о том, чтобы все прошло быстро, как можно более безболезненно и очень хотела, чтобы никто при этом не присутствовал.

Я нерешительно потянулась дрожащей рукой к ручке, понимая, что у меня нет шанса сопротивляться. Переборов себя, опустила ручку двери вниз и толкнула дверь вперёд. Войдя в комнату, обнаружила, что все ее убранство состояло лишь из одной большой кровати (надо сказать лучшей, что мне довелось видеть), застеленной белым постельным бельем, таким кипенно-белым, что мне захотелось даже зажмуриться, оторвав свой взгляд от нее я увидела, стоящего передо мной парня. Он был просто ужасен, хотя точнее стоит применить слово отвратителен. Его внешний вид был жутко неопрятным, не стоит ставить в укор то, что он был ниже меня, ведь это как ни странно было самым положительным в его внешности; волосы были сальные, когда он мне улыбнулся, выдавив из себя нечленораздельные слова с отсылкой на то, что мне надо раздеться – я увидела его безобразные желтые зубы и сразу же представила его вонючее дыхание.

После произнесенных слов он стал сам себя раздевать, и чтобы ускорить процесс – не стал расстёгивать рубашку, а снял ее как обычную майку через голову, как только он поднял руки, я увидела огромные круги под мышками от его пота и тут же представила, как его потное, липкое тело находится сверху на мне. За этим омерзительным созданием, увидела огромное прозрачное окно, за которым на кожаных черных диванчиках сидели господы: дама, осыпавшая меня оскорблениями, ее муж и ещё кто-то, лицо которого видела впервые. Я надеялась, что будет присутствовать отец (для многих это покажется сейчас ненормальным), мне очень хотелось увидеть знакомое лицо, которое не испытывало бы ко мне ненависти и могло проявить сострадание. Но его не было, хотя я знаю, что он должен был присутствовать. То ли – это жест в знак протеста господам, которые не утвердили его кандидатуру для случки со мной (да нас ценили также, как и животных), то ли ему самому не хотелось видеть меня в таком состоянии, но мне было все равно печально…