Евгения Ляпота - Жизнь, полная одуванчиков

Я стала пятиться назад, пока не упёрлась в дверь, руками за спиной, нащупав ручку, попыталась ее открыть, ничего не вышло, я повернулась к ней лицом и стала дергать усерднее, но дверь была заперта, услышала смех госпожи и ее смех подхватил мой соучастник действа, хотелось бы сказать собрат по несчастью, но нет, он напротив был оживлённым и довольным.

Он подошёл ко мне, схватил меня за руку и швырнул на кровать, я пыталась как могла отбрыкиваться, для меня не существовало на тот момент ничего, все было тщетно, мой палач стянул с себя штаны и задрал подол моего платья. Забравшись на меня сверху, он ударил меня по лицу, это охладило мой пыл, я поняла, что деваться мне некуда, он грубо вошёл в меня, я закричала от дикой боли, он ухмыльнулся мне в ответ и застонал, потом он сделал это ещё раз, я совсем перестала сопротивляться, слезы хлынули у меня из глаз, я стонала от боли. На то момент успокаивала себя тем, что надо пережить все это и перетерпеть, ведь больше я никогда с ним этого не сделаю, он не дотронется до меня, я покончу с ним и отомщу господам, ведь при каждом моем болевом стоне, госпожа громко ликовала и хлопала в ладоши, сквозь боль, страх и омерзение повернула свою голову в сторону окна. Я никогда не забуду ее черные возбужденные глаза…

Ее рот приоткрылся от удовольствия, она потянулась своей рукой к причинному месту своего мужа, я отвернула голову, и вновь стала молиться сама, не зная кому, и прося в своих молитвах, чтобы мой псевдособлазнитель сдох тут же, да именно в таком контексте. И не поверила, когда следующим его стоном было какое-то непонятное кряхтение и вдруг я ощутила пену из его рта на своей щеке, а его тяжёлое тучное тело обмякло на мне, мне стало тяжело дышать, я услышала, как кто-то зашёл в комнату, кругом началась какая-то суета, но я проваливалась в забытье. Мое сознание покинуло меня.

Проснувшись, обнаружила себчя уже в своей новой спальне, теперь я разглядела узкое и длинное помещение, убранство составляло: кровать, расположенная напротив входной двери, стол возле окна среднего размера, коричневого цвета палас, люстра в форме шара белого цвета и еще одна дверь, в которой находился туалет, умывальник и душевая. Я была одна, но как оказалось счастливое одиночество длилось не долго, в комнату зашла бесцветная с моим отцом, он приказал ей оставить нас наедине, я обрадовалась, мне очень хотелось выговориться и выплакаться, но отец резко отрубил мои намерения, а именно не дал так нужного мне сочувствия.

– Ты не должна была себя так вести, ты должна была покориться своей судьбе, своему предназначению. Ты не должна выделяться! Твоя попытка открыть комнату и слезы могут навлечь на нас беду и перечеркнуть все. – Он явно был недоволен, хотя мои эмоции были вполне обоснованы, но тут меня осенило, что обоснованы, но не для пятинцев, не для моей касты, а характерно мое поведение более для господ. Я всегда понимала, что другая, но отец и Лори сами вложили в меня такую тягу к жизни, так почему теперь он так этому противится. Я и выразила было свое негодование, задала вопрос, «что значит могу все перечеркнуть?», меня не сделают свиноматкой, и не подадут на стол к ужину, не велика беда, ведь в любом случае все, действительно, предрешено, так уж если отведено мне, то малое, то и жить я хочу, а не существовать. Отец ударил меня по лицу рукой. Было не слишком больно, но обидно и мои слезы вновь потекли.

– Слушай меня внимательно, завтра у тебя будет вновь соитие, но с другим человеком, которого уже порекомендовал я и ты ни при каких обстоятельствах не станешь сопротивляться, иначе…

– Я перебила отца, иначе что отец? Я стану расходным материалом?

– Марго! У тебя в любом случае нет выбора, я не из тех отцов, о которых ты читала в книгах, и мир у нас больше не тот, что раньше. Доверившись мне, у тебя будет шанс на нормальную жизнь. Что-либо объяснять или отвечать на твои вопросы я не стану, твое поведение и так выдает твою уникальность, а узнав более положенного, ты потянешь нас ко дну. – После этих слов он встал и направился к двери, затем неожиданно для меня развернулся подошёл ко мне и поцеловал меня в макушку, сказав «прости».

Это самое приятное, что я когда-либо слышала от отца, и его тон был, действительно, сочувственным и наполненным теплом. Всего одно слово, но, сколько оно значило для меня.

Виктор ушел, оставив меня со своими мыслями. Я покушала все то немногое, что мне принесли. Выходить за пределы комнаты не могла, а так хотелось. Я села у окна и смотрела долго на улицу, не смотря на то что вид из моей комнаты представлял собой асфальтированный «газон» с одним деревом, растущим у самого забора. Я наблюдала за одним этим деревом, оно стало самым живым моим собеседником в этой жизни. Очень много времени я проводила в мыслях, обращенных к нему, иногда даже что-то говоря вслух, я делилась с ним. Вам, наверное, покажется это глупым, но мне нужна была хотя бы иллюзия общения.