Мужчина часто к кому-то наведывался – забавы ради, у них в бригаде таких посетителей называли «шатунами». Пережив потерю близких людей, ни в чем не находя утешения, они маялись, бродили по кладбищу, как призраки, потеряв счет времени, утратив чувство реального. Горе мертвой хваткой цепляло за горло, тянуло к земле плечи и головы. Свернув спины, не давало свободно дышать. Осознание необратимой потери было оглушительным и глубоким.
Казалось, «шатуны» впервые узнавали о том, что люди умирают.
Думать о том, что впереди, становилось бессмысленным. Сердцем овладевала тоска – сводящая с ума, не оставляющая в покое.
Беспомощный облик, робкий и растерянный взгляд, по-детски испуганное выражение лица, непонимание и тугое несогласие с данностью, выдавали их душевные муки.
«Шатунов» лихорадило, их души знобило, а чтобы заглушить печаль, они в любую погоду, без особенной надобности, отправлялись на кладбище.
Этот ежедневный ритуал становился опорой бытия, смыслом существования – таким же обыденным делом, как стирка белья или уборка квартиры. Общение с покойным – в мыслях, воспоминаниях, в ритуальном посещении могилы – поддерживало слабый интерес к жизни. Умерший всегда был досягаем и не мог отклонить навязчивое общение или отказать во встрече, сославшись, к примеру, на усталость или плохое самочувствие. Связь продолжалась.
И этот печальный старик брел по городу-кладбищу, надломив плечи. Поднимал голову от земли лишь для того, чтобы оглядеться по сторонам, поймать кровоточащий взгляд случайных прохожих, которые пережили, как и он, подобное горе. В лицах незнакомцев старик безутешно искал ответ, как оставаясь одному, уметь жить дальше.
Люди-столбы у памятников – застыли в одиночестве… Склонив головы, замерли в оцепенении у оград, съежились на скамье у могилы… Молчаливые, сосредоточенные, шепчущие слова. Говорящие с ветром, с небом, сами с собой. Повсюду на кладбище Дрону встречались подобные полуживые окаменевшие фигуры.
– Не спится? – хмуро спросил Дрон и посмотрел старику под ноги, машинально отметив, что незнакомец, видимо, не испытывает серьезных материальных проблем, если не бережет в сырую погоду ни зимней обуви, ни меховой шапки.
Одет старик был исправно. Ни обликом, ни выражением лица он не походил на заброшенных пенсионеров, которые слонялись среди могил в поисках чего-нибудь съестного, чьими неизменными спутниками были бедность, болезнь и одиночество.
– Успею, высплюсь. Все здесь будем, – ответил мужчина и, подняв руку к груди, схватился за пуговицу.
– Плохо? – встревожился Дрон.
– Муторно что-то… Мотор барахлит. Или магнитные бури – обещали нынче.., по радио, – Старик сделал неуверенный шаг по скользкой дороге.
– Подожди-ка, я песок просыплю. Не ровен час, упадешь, – предупредил Дрон, показывая рукой под ноги.
Он решил проводить старика – тянул время. Хотел, чтобы к своему возвращению Люська успела покинуть дом. Когда придет обратно, подумал, ее и след простынет.
В сарайчике он переобулся в резиновые сапоги, накинул пальтишко и с тяжелым ведром песка вышел наружу.
– Добреду как-нибудь. Мне здесь, неподалеку, – Мужчина слабо махнул рукой, в направлении цели маршрута.
Дрон молча пошел впереди, щедро рассыпая песок под ноги. Рыжие ленты талой воды поплыли по дороге. Старик двинулся следом.
Небо прояснилось. Дождик захирел. В утренней дымке стали четче проявляться кусты и ограды. Над памятниками, укрытыми просевшим снегом, как накидкой, кружило воронье – было чем поживиться.
Накануне поминали родителей, и весь день нескончаемым потоком на кладбище тянулись посетители. Истово молились, грустили и плакали у могил, выпивали и закусывали. Крошили хлеб у оград, сыпали птицам пшено. На столиках лежали остатки еды, конфеты и печенье. Цветные разводы от фантиков раскрасили серый от грязи снег.
Дрон слышал за спиной тяжелое дыхание старика и неуверенное шарканье по льду его толстых ботинок. Боясь поскользнуться, старик едва поспевал, и тогда он замедлил шаг, чтобы не утомить пенсионера. Огляделся.
БОЛЬШОЙ ГОРОД
В «городе мертвых» царил строительный бум. Рыли котлованы. Размечали дороги. И в любую погоду ко вновь возведенным домам подвозили «новоселов».
В районе с уже развитой инфраструктурой на центральной площади красовалась церквушка, от которой к периферии протянулись длинные улицы. На просевшей, крепко утрамбованной земле стройными рядами чернели ограды. На маленьких пятачках земли подросли кусты и деревья.
Читать дальше