Ольга Толмачева: Я просто позвонил сказать...

— И что будем делать?

— В смысле? — Лена испуганно взглянула. — Опять что–то не так?

Она запнулась на последней фразе и замолчала. Пыталась понять, прокручивая в уме сказанное, что так напрягло Егора.

Они сидели в маленьком кафе в центре города, пили кофе. Вернее, кофе пила она. Егор заказал чай — зеленый. Лена почувствовала запах жасмина, когда наливал в чашку.

Она рассказывала, что была в Берлине — только вчера вернулась. Полетела на свой день рождения, поддавшись движению сердца.

Уже на вокзале показалось, будто город вымер — Германия праздновала Рождество.

После шумной Москвы Берлин показался непривычно тихим, провинциальным. Она торопилась на электричку, бежала по платформе, а теплый воздух дул в лицо, ласкал щеки, играл волосами — еще утром в Москве она куталась от холода в воротник: стоял дикий мороз.

Она рассказывала Егору, как вдруг подобрела и стала всем улыбаться — как дурочка, без причины, оттого, что хорошо… счастье…

Уже в аэропорту ощутила тепло, и потом захлестнуло, когда штампик в паспорт поставили. Лена запомнила этот миг, словно за спиной закрылись глухие ворота. Она даже обернулась: щелчок услышала. И взгляд засиял — тоже почувствовала…

Все вчерашнее, незавершенное, над которым еще по пути в аэропорт ломала голову, вдруг перестало занимать. Осталось за воротами… За границей…

И девушка на таможне, которая вскрывала сумку и перекладывала ее косметичку, кофточки, вдруг показалась симпатичной, и продавец в дьюти фри. Они удивленно смотрели на Лену и в ответ на ее оживление и сами расплывались в улыбке.

Хотя нет, раньше!

Радость Лена почувствовала гораздо раньше. Да–да, утром проснулась от солнечной мысли–толчка, которая подбросила с кровати: Рождество! День рождения!

А она ото всех сбежала…

Впервые в свой день рождения осталась одна.

— А вы меня не поздравили… — Лена робко взглянула. — Забыли?

Они были на вы, несмотря на историю. К прежнему ты было трудно вернуться — почти невозможно.

Егор мотнул головой. Было непонятно, что означал этот жест: согласие? Извинение?

— Я ждала…

— Я забыл. То есть не знал.

— Я вам говорила… 25 декабря — Рождество. Трудно запомнить? — Она обиженно скривила губы и отвернулась к окну.

На город спускались сумерки.

— Какая разница! Не имеет значения.

— Для меня имеет…

Лена вспомнила, как любуясь огнями, искала в Берлине компьютерный клуб, чтобы заглянуть в почту. Эта мысль навязчиво преследовала, но она ее прогоняла, словно хотела себя перехитрить. Письма не будет. Егор забыл, что она для него?

Знала, но в затаенных уголках сознания теплилась надежда: а вдруг? Вдруг поздравит?

На центральной улице в здании сквозь прозрачную стену она увидела компьютерный клуб и даже оплатила за возможность войти в сеть… Но в последний момент, испугавшись, передумала и оставила вопрос открытым, ведь если письма не будет… А так… Придумала для себя маленькую лазейку, хитрую уловку — надежду… Запутала следы…

За окном темнел город, в здании напротив погасли огни. В кафе вошла парочка, внеся с улицы дыхание холодного вечера.

— Что это? Музыка? — Лена прислушалась.

Егор повернул к динамику голову.

— Стив Вандер. «I just called to say I love you» — пропел. — Известная композиция. «And I mean it from the bottom of my heart…» Неужели не слышали?

Лена неуверенно пожала плечами.

— Нравится?

Она поспешно кивнула: «Очень!» — и радостно улыбнулась.

Когда–то Егор уже напевал ей эту мелодию. Взявшись за руки, они бежали навстречу радуге — после дождя… Солнечная дорожка летела в небо, а воздухе сладко пахло шиповником… «And I mean it from the bottom of my heart…» — да, так и есть: из глубины сердца…

Они не виделись целую жизнь. Думали, потерялись…

Егор внимательно слушал, как еще в аэропорту Лена внезапно подобрела и от собственной доброты раздулась в огромный светящийся шар, представлял ее — воздушную, нежную, — сияющим мячиком. От песни лицо вспыхнуло, и она, по–прежнему улыбаясь — растерянно, жалко — заморгала часто, словно ребенок. Казалось, заплачет. Услышал, как тихонько вздохнула, словно всхлипнула… Замолчала, уткнувшись в чашку.

Где он все это время был?

Порой казалось, что Егор чересчур пристально смотрит… грудь разрывало, Лена сбивалась с мысли. Переведя дух, вновь повторяла, как мчалась по нарядному, теплому — почти весеннему — Берлину, просто не могла идти спокойно — было так хорошо…