Паула Хен - По ту сторону моря

– Как тебя отпускать в Стамбул? Я всё ещё помню, как горячо ты проклинала этот город, эту страну, ненавидя всё, что с ним связано. Вдруг с тобой что-то произойдет?

– Ничего со мной не произойдёт. Перестань. Меня ведь уже отпустило. Частично. По крайней мере, я не буду пытаться жечь костры в центре города, Азве.

– Однажды тебе хотелось, да?

Я не смотрю на него, тупя взгляд в стол. Однажды мне хотелось, от обиды и злости, мои мысли доходили до еще большего абсурда.

– Буквально бредила этой идеей. Но прошло уже достаточно времени. Я не должна убегать. Жизнь любит смелых.

– Ты же знаешь, что всегда можешь звонить мне, если это будет нужно?

– Знаю, но впервые хочу положиться только на свои силы.

Графит приятно соприкоснулся с шершавой поверхностью бирюзовой салфетки, которые в этом месте всегда стояли в центре стола, охваченные пленом аккуратных подставок. Фоном играл джаз, ближе к вечеру скопление людей испарялось, как капли дождя на оконных стеклах автомобиля, не способные выжить под напористым действием прямых солнечных лучей, и было легче дышать, словно тебя внезапно переставали душить, впуская в вены адреналин и пробуждая желание, подобно Наполеону, завоевать весь мир.

Но до Наполеона было слишком далеко. Я пыталась изобразить твой образ, как ты однажды делал это, прежде чем нас разбросало расстояние, рассадило по разным местам, не давая право выбора, а нам ничего не оставалось, как покорно следовать этому. В твоей квартире всегда был запах цитрусовых и кофе, ноты карамели и абсента, что присутствовали в моём парфюме. Оттуда видны башни города и изобилие балкончиков. Окна большие и просторные, впускающие ночь и весну. Ты варишь кофе без рубашки, я смотрю на тебя и чувствую то, что едва решилась бы высказать словами.

Большое окно, приглушенный свет. Удобный диван и стол. Кипы бумаг в углу, карточки и карандаши, разбросанные в хаотичном порядке. Я ловлю себя на мысли, что доплатила бы ему ещё около тысячи сверху, позволь он мне убраться здесь и, пообещав помолчать хотя бы несколько минут. Вычурная отделка, напоминающая бархат, что приятно подстраивается под кожу, стоит прикоснуться, и большое количество стеллажей с книгами не спасают ситуацию. Отсутствие нормального света дарит ощущение нахождения на самом дне. Здесь я ещё более остро ощущаю себя тонущей в мыслях и страхах, что берут своё начало если не из детства, то с момента моего рождения.

После сеансов с мистером Петергофом каждый раз складывалось ощущение, словно мою голову промыли с антисептическим средством, умело разбавленным водой один к одному. Запах сандала на долгое время въедался в мои упругие локоны и после таких встреч я часами стояла под прохладными струями душа, усердно пытаясь вытравить из себя его въедливый образ.

– О чем вы думаете? – голос, отдающий хрипотцой, красивые руки и педантично выглаженные рубашки, по линии пуговиц которой я проделываю путь несколько раз в минуту, наматывая хаотичные круги.

– О том, как бы ваш галстук смотрелся на моей абсолютно обнаженной шее, – чувство недосказанности развеивается, стоит фразе слететь с губ, покрытых алой помадой, имеющей неудачный вишневый вкус.

Мой психотерапевт говорит, что это своеобразная защитная реакция – я ему не верю. Снисходительно усмехаюсь и предпочитаю отмалчиваться, рассматривая планшет с бумагами в его руках. У него нет кольца на безымянном, и меня почему-то этот факт раздражает, потому что о наличие жены в его жизни знают все. От него пахнет абсентом и морозным утром, – он не терпит подобных выходок в свою сторону и невежественных пациентов, но в силу излишнего профессионализма стойко терпит каждого из них, включая меня.

– Вы пытаетесь отвлечь меня от попыток вас анализировать, либо же хотите соблазнить? Я не сплю с пациентками, Алиса.

– Тогда я больше не хочу быть вашей пациенткой.

Взгляд пронзительных глаз касается моей щиколотки и ведёт строгую линию вверх, задерживаясь на обнаженном колене. Я привыкла, что слова мои расценивают, как очередной приступ безумства, вызванный пережитым стрессом, но понимание, что я действительно не отказалась бы проверить на прочность рабочий стол своего доктора, сделанного из тёмного дуба, вытесняет всё прочее.

Он покидает своё место, стараясь не уделять слишком много внимания моему вызывающему виду. Он мог бы поспорить, что на мне нет белья, прокручивая в голове момент, когда его ладонь коснётся гладкой кожи, пробираясь под невесомую ткань платья прямиком по внутренней части бедра. Но вместо этого, большим пальцем он касается моих губ, ведя по ним с нажимом правее, оставляя после столь неопределенного действа красную линию помады к аккуратной, но выраженной скуле. Закрепить это жёстким поцелуем в нижнюю губу и выпрямиться, позволяя мне ощутить, как вмиг лёгкие начинают отказывать нормально функционировать.