Альберто Альварес - Роза Дюруа

— Помнишь, раньше ты всегда отказывалась, когда я хотела где-нибудь опубликовать твою фотографию, — напомнила подруге Лаура, — теперь, я надеюсь, я смогу завалить все журналы твоими портретами.

— Спасибо, дорогая, — улыбнулась Роза, — мне очень нравится этот портрет, но особенно я рада, что ты приехала. Мне не хватает тебя, я то и дело вспоминаю, как мы с тобой сидим в «Лос Магос»…

— И жалуемся друг другу на жизнь… — продолжила Лаура. — Не надо об этом жалеть. Я очень рада, что тот период моей жизни наконец закончился. А кроме того… — она оглянулась на Феликса.

— Кроме того, — улыбаясь, сказал Феликс, — у вас теперь будет масса возможностей встречаться в любом другом кафе. Дело в том, что сегодня утром Лаура решила закрыть свою фотостудию в Гвадалахаре и открыть новую в Мехико.

— Да, — подтвердила сияющая Лаура, — я приняла предложение Феликса.

— Какое счастье! — воскликнула Роза. — Лаура, дорогая, поздравляю!

Не обошлось и без скандала. В тот самый момент, когда Кандида начала произносить длинную и немного запутанную речь, из дальнего угла гостиной вдруг раздались негодующие вопли. Все повернулись туда и увидели, что два педагога — дон Антонио и дон Ксавьер, — покраснев от возмущения, ведут яростный спор. Даже Кандида прервала свою речь, и всем стало слышно:

— А я вам говорю, сольфеджио — это основа основ. Без сольфеджио вы погубите молодое дарование!

— Какая чушь! Этим сольфеджио только зря забивают детям голову. Народные певцы и музыканты поют и играют, не зная ни одной ноты!

— Что же, по-вашему, и Моцарт не знал ни одной ноты? И Лучиано Паваротти? Им тоже в свое время зря забивали головы?

— Дон Антонио! Дон Ксавьер! — воскликнула Лус и подбежала к своим любимым преподавателям. — Давайте оставим пока ваши ученые споры. Сейчас мы с Марией Эленой и Кармен споем для вас.

Аккомпанировал дон Антонио. Девочки вышли в центр гостиной и спели «Сьелито линдо». Гости зааплодировали.

Затем Эрлинда с Леандро Морено танцевали «фламенко», а Томаса и Селия в такт их танцу стучали кастаньетами.

— Раз у нас получается настоящий концерт, — сказала Роза, — мне бы очень хотелось попросить спеть моего старого друга Эрнандо Тампа. В Гвадалахаре он уже давно покорил пением слушателей, теперь на очереди столица.

Эрнандо взял гитару и запел. Песня получилась немного меланхоличная, да и было от чего печалиться — женщина, которую он любил всю жизнь, оказалась счастливой женой другого.

В его пении было столько чувства, что слушатели были захвачены меланхолической грустью. Когда Эрнандо закончил первый романс, он обвел глазами восхищенных слушателей, и его взгляд остановился на женщине, которую он не знал и с которой Роза и Рикардо его еще не успели познакомить. Ее лицо светилось внутренним благородством и добротой. Она была красива — конечно, не такая эффектная, как Роза, не такая живая и веселая, как Эрлинда, эта женщина обладала неброской, но очень тонкой красотой.

Эрнандо запел снова — знаменитую «Бесаме мучо», на этот раз не сводя глаз с прекрасной незнакомки. Та слушала его, не спуская с него глаз, как завороженная. Их взгляды встретились, и Эрнандо прочел в них те же чувства, которые вдруг переполнили его самого. Он понял, что нашел наконец свою судьбу. А ведь он еще даже не знал, как зовут эту женщину, кто она, ведь вполне могло оказаться, что она замужем.

Закончив петь, Эрнандо положил гитару и подошел к Розе.

— Пожалуйста, представь меня даме в серо-голубом.

— Она тебе понравилась, я очень рада, — сказала Роза и подвела Эрнандо к Ванессе.

— Эрнандо Тампа, мой старый товарищ и советчик, Ванесса Рейносо, давнишняя знакомая, друг нашего дома, — представила она своих друзей друг другу.

Ванесса посмотрела на высокого подтянутого мужчину, который только что до самой души поразил ее своим пением, и подала ему руку. Эрнандо учтиво поцеловал кончики ее пальцев. Прошло совсем немного времени, и они уже сидели рядом на диване и разговаривали. С первой же минуты им стало так легко друг с другом, как будто они были знакомы всю жизнь.

В самом конце вечера слово взял Хаиме, старый шофер семьи Линаресов, проработавший у них уже более двадцати пяти лет.

— Дорогие друзья, — сказал он, — и сеньор Рикардо, и сеньора Роза, и обе маленькие сеньориты стали для меня почти второй семьей. Я очень близко к сердцу принимал и принимаю все, что с ними происходит. Человеческая жизнь — как шахматная доска: черные клеточки сменяются белыми. И сейчас наконец черная полоса осталась позади. Впереди долгое светлое счастье! Будем же счастливы вместе с ними!