Альберто Альварес - Роза Дюруа

— Молчи, собака! — сказал сквозь зубы Густаво Гуатьерес. — Имей мужество хотя бы умереть достойно.

— Как бы не так! — крикнул Саморра, выхватывая из-под мышки свое оружие. Он не целясь выстрелил Густаво прямо в грудь, но тот, ожидая нападения, увернулся, и пуля лишь оцарапала ему кожу на плече.

Во многих кабинетах страхового агентства люди удивленно прислушались, когда раздался этот выстрел. Здесь это происходило нечасто.

Густаво прыгнул вперед на Саморру, стараясь выхватить у него револьвер, они рухнули на пол. Густаво, который был сильнее и моложе, прижал пыхтящего толстого противника к полу, но тот продолжал из последних сил сопротивляться.

— Я бы не хотел тебя убивать, — с ненавистью глядя на налитое кровью лицо врага, сказал Густаво. — Если бы у меня был выбор, я бы приговорил тебя к пожизненному заключению. Посиди на тюремной баланде, поработай на каменоломне. Таких, как ты, в тюрьме быстро обламывают, доказывай там, что ты крутой.

— Прикончи его, Густаво, — сказала Милашка, — нужно освобождать мир от паразитов.

В этот момент Саморра, собрав силы, изловчился и ему удалось снова схватить револьвер, который выбил из его рук Густаво. Еще секунда, и дуло револьвера уткнулось в широкую грудь Гуатьереса.

— Я сейчас пристрелю тебя, падаль тюремная, — сказал он, — и меня оправдают, потому что это будет вынужденная самооборона.

Он забыл про Милашку. Девушка, не растерявшись, схватила со стола тяжелый графин с водой и ударила Саморру по голове. Оглушенный враг выронил оружие и остался лежать на полу.

Густаво вынул из его рук револьвер.

— Не могу, — виновато сказал он Милашке, — не могу стрелять в оглушенного. Это то же самое, что предательски бить ножом в спину.

— Он бы не сомневался, — возразила Милашка.

— Знаю, — сказал Густаво. — Но в конце концов, неважно, каковы наши враги, главное — каковы мы сами.

— Разве с такой падалью следует проявлять благородство? — решительно сказала Милашка. — Нет, моя рука не дрогнет.

Она открыла сумочку и вынула маленький дамский пистолет. Несмотря на свои размеры, это было настоящее оружие, которое тоже могло убивать.

В этот момент дверь кабинета открылась и вошел комиссар Хименес с несколькими полицейскими. Увидев поверженного Саморру, он вопросительно посмотрел на незнакомых мужчину и женщину, стоявших рядом с оглушенным врагом.

— Я ударила его по голове графином, — сказала Милашка. — Как вы не вовремя.

— Вовремя, — ответил комиссар. — Правосудие — это наше дело. Его должны творить представители власти, а не мстители.

Саморра застонал и открыл глаза.

— Сеньор Федерико Саморра, — сказал комиссар Хименес, — вы обвиняетесь в торговле наркотиками, подкупе должностных лиц и в нескольких убийствах. — Он повернулся к полицейским: — Поднимите его и перенесите в полицейскую машину. А вы, — сказал он Милашке и Густаво, — задерживаетесь как свидетели.

— Кажется, твоя мечта сбылась, — улыбнулась Милашка, — остаток дней он проведет в тюрьме.

Рикардо и подумать не мог о том, чтобы несколько часов трястись в автобусе. После звонка Томасы он поспешил в аэропорт на ближайший рейс. Во время короткого перелета Рикардо никак не мог привести свои мысли в порядок. На него столько всего свалилось в последнее время. Когда он услышал голос Томасы, когда вдумался в смысл произнесенных ею слов, ему показалось, что он сходит с ума. Его жена Роза жива! Все эти годы она жила в Гвадалахаре вместе со второй дочкой Лус, которую все считали погибшей. И там же последние несколько дней находится собственная дочка Рикардо Дульсе, пропавшая недавно из дому. Вернее, не она, а Лус, которую все принимали за Дульсе. («Вот почему она хорошо поет», — машинально подумал Рикардо.) Словом, ему стало казаться, что он заснул и попал в какой-то запутанный лабиринт, из которого невозможно найти выход.

Из аэропорта Рикардо взял такси и поехал по указанному Томасой адресу. Вот и дом номер шестнадцать. Рикардо отпустил такси и позвонил.

Дверь открылась, и…

— Папочка! — закричали две одинаковых Дульсе и бросились ему на шею.

Когда Рикардо через некоторое время удалось оторвать их от себя, он попытался их внимательно рассмотреть. Через некоторое время одна из Дульсе показалась ему более знакомой, хотя вторая девочка, уверявшая, что она Лус, тоже принимала его вполне как родного.

— Подождите, а кто из вас выпрыгнул из окна и сбежал, так что тетю Кандиду потом с трудом в чувство привели?