– Извините, не понял? – склонил голову набок Василий.
– Ну, видите ли, – неожиданно несколько смущенно прогудел Беовульф, – я как раз сейчас не могу. Тут такая женщина. Ну такая. – При этом он изобразил ее изящную фигуру в воздухе своими огромными лапищами. – В общем, не женщина, а мечта настоящего мужчины. То есть меня. Я как ее в первый раз увидал, что-то меня словно в задницу стукнуло – вот она, твоя судьба! -При этом славный рыцарь покраснел от смущения. – Нет, ну вы не подумайте там чего. Бабы – это дело десятое. Мне бы лучше мечом помахать, скакуна резвого объездить. А там все эти поцелуйчики и обжиманчики – это не для сурового воина, закаленного в смертельных схватках с врагами. Но тут вся закавыка в том, что эта женщина в опасности. И я не могу оставаться в стороне. И наблюдать, как этот гад Грендель за ней охотится. А что как он ей горло перегрызет? Это непорядок. В моих землях только я могу головы отрывать. Ну и немножечко король. А этот оборотень так вокруг нее и увивается. И если бы не я, так давно бы на нее напал. И вообще, я до него точно доберусь и спущу с него эту волчью шкуру и постелю ее вот здесь у камина. Спущу точно. Как-нибудь. Сейчас, правда, некогда. Потом. Но непременно…
И вдруг несколько неожиданно могучая голова Беовульфа упала на грудь и… раздался богатырский храп. Василий тихо встал со своего кресла и вышел из залы.
x x x
За обедом король Александр без обиняков завел речь о том, что происходит в замке:
– Господа, все окрестности опять затопило, и мы самое меньшее на два дня отрезаны от внешнего мира. Это, конечно, если опять не польет. Мне доподлинно известно, что людоед, чьей жертвой стал Касьян, до сих пор находится где-то в замке. A может быть – и среди нас!
«Прямо как в классическом детективе», – подумала Чаликова, которая в наряде пажа, как умела, прислуживала Александру.
– Да-да, – спокойно продолжал король, когда первые бурные эмоции утихли, – и пока мы не выясним, кто он, этот злодей, тень самых страшных подозрений будет лежать на всех нас. И прежде всего – на мне как на хозяине этого дома.
Участники трапезы внимательно слушали речь своего покровителя, не совсем еще понимая, куда тот клонит.
– Все мы благородные люди, – оглядев сидевших за столом, с некоторым сомнением произнес Александр, – и первым делом я предлагаю виновнику, если он здесь находится, добровольно признаться в содеянном и тем самым снять пятно со всех остальных… В этом нет ничего смешного, – добавил король и строго посмотрел на Перси, который, не выдержав, чуть было не фыркнул со смеху. – Как я вижу, никто признаваться не хочет, – нахмурился Александр. – Ну что ж, тогда я лично займусь поисками истины. Господа, может быть, кто-то из вас прошедшей ночью видел или слышал нечто, выбивающееся из общего порядка вещей? – Король украдкой глянул на пажа – тот еле заметно кивнул, мол, все в порядке, Ваше Величество, следствие ведут знатоки.
Над столом повисло тягостное молчание. Александр вытащил свою коробочку с леденцами и стал крутить ее длинными пальцами. Наконец заговорил Иоганн Вольфгангович:
– Ваше Величество, я точно не уверен, но мне показалось, что я ночью слышаль какие-то шаги… Как будто кто-то ходил по коридору.
– И что же? – Александр поставил коробочку на стол.
– И все, – ответил Иоганн Вольфгангович.
– Да, не густо, – с сожалением констатировал король. – Господа, я понимаю, что это очень личное. И если кто-то хотел бы сообщить что-то важное не при всех, то милости прошу – я буду у себя.
Король уже поднялся было, чтобы покинуть трапезную, но тут со стула вскочил Диоген:
– Хватит делать вид, что мы не при чем! Все мы виноваты – все его ели! И какая разница, кто довел это подлое дело до конца. – Диоген в возбуждении влил в себя бокал вина и резко опустился на место.
– Про себя говорите, а остальных не впутывайте, – проворчала госпожа Сафо.
– Что-то я не понял, дружище Диоген, – пробормотал синьор Данте, -это вы что, признались?
A Диоген, как-то неожиданно ссутулившись, тихо прочел:
– Отшумев, растаяла в тумане
Буря, бушевавшая в стакане,
И душа по-прежнему чиста,
Трепетно внимающая звуку,
Как рука, сжимающая руку.
Как к устам прижатые уста.
Мы все ищем зыбкую свободу,
Все мутим измученную воду,
Но за штормом вновь приходит штиль,
Оставляя после урагана
Муть на самом донышке стакана
И в карманах ветер, соль и пыль.
– Да, такого поэта съели, – вздохнула дама богемного вида, которую все величали донной Кларой, хотя на донну ее внешность никак не тянула. Кроме разве что больших темных глаз.
Читать дальше